Рассказы
Шрифт:
А три дня назад снова появился.
"Откуда это?" - спросила она вечером у Ставиена, как только тот вошел в дом.
"Что?" - не понял Ставиен.
"Посох. Еще утром не было, а сейчас..." - и вместо слов указала в угол, у двери.
Ставиен пожал плечами: "Не знаю. Наверное, Кууги вытащил. Да пускай стоит, не мешает ведь. И шляпу вешать можно" - и в подтверждение снял да и нахлобучил широкую соломенную нигу на посох.
Почему Гиир тогда не возразила? Наверное, потому что Ставиен отнесся к появлению посоха с абсолютным безразличием. Решила, мол, вылетела блажь из головушки -
А вот теперь посоха нет. Сейчас, задумавшись, Гиир вспоминала и странное поведение мужа в эти последние три дня: он был с ней особенно ласков, - и то, как Ставиен смотрел на детей. "Как будто прощался".
Она тихонько уложила доченьку в колыбель и, одевшись, вышла во двор. Солнце уже выдвинулось из-за горизонта, покрыв легкой позолотой листья деревьев, стены домика, лицо Гиир.
"Где же, где же искать?!.."
Она открыла калитку, выбежала на пустынную улицу и лихорадочно огляделась. "Ну же, куда он пошел, думай, думай!" Хотела вернуть во что бы то ни стало, просто не представляла себя без него, дом - без него, детей без... От одной лишь мысли стало тесно и больно в груди, закружилась голова. Гиир жила с этим человеком почти всю жизнь, а вот теперь какой-то посох...
Посох! Вот эти ямки в пыли, они наверняка остались именно от посоха. И - да, да!
– начинаются от их дома.
Побежала за ямками. След тянулся вдоль улицы, в сторону леса. Гиир мчалась, неубранные волосы растрепались, волочились по ветру рваным знаменем. "Найду, найду, куда бы не пошел! Найду!"
Лес, кажется, пробежала на одном дыхании. А потом - дорога вывела к тракту. Широкий, как высохшее русло некогда полноводной реки, он раскинул руки и, похоже, намеревался обнять весь Ильсвур, от края к краю. Здесь ямки пропали. И не удивительно - как им пропечататься, на твердой-то земле?
Гиир лихорадочно огляделась, но ни души не было вокруг, только в придорожных зарослях пожухлой травы заходились-стрекотали кобылки да в лесу стукнул о дерево дятел, словно подводя итог. Или - забивая последний гвоздь в крест-накрест заколоченные двери.
x x x
Чуть дальше по тракту, на еще холодном от ночного воздуха валуне сидел человек. Он был широк в плечах, круглолиц и смуглокож, с широкой темной бородой и мелкими блестящими глазами-пуговицами. Одежда сидевшего мало соответствовала тому, где он находился. Право слово, путешествовать в парчовом, богато расшитом халате - это уже слишком. Но человек не путешествовал, человек ожидал.
На горизонте появилась серая точка и стала медленно увеличиваться. В этот ранний час пешеход на тракте был почти так же неуместен, как и сидевший на валуне бородач. Вскоре странник заметил поджидающего, но шагов не ускорил - шел размеренно, как и прежде, стучал посохом о землю, смотрел себе под ноги... или не под ноги: не понять, ибо глаза скрывала тень от шляпы-ниги.
Поравнялся с бородачем, остановился. Встретился взглядом с блестящими пуговицами на лице сидевшего. Тот первым отвел глаза:
– Прости.
–
– Значит, так надо. Против Богов не попрешь...
– осекся, кашлянул.
– А против себя - тем более.
– Но ты ведь именно об этом мечтал всю жизнь, - бородач недоуменно развел руками.
– С самого первого дня, как ушел странствовать, оставив ее, оставив дом, мать, отца - с того самого дня ты жалел об этом и мечтал вернуться, чтобы зажить нормальной жизнью. "Как все живут" - твои ведь слова?
– Мои, - согласился пешеход.
– А я от них и не отказываюсь. Все так и было: ушел, едва исполнилось восемнадцать - взял да и сбежал вместе с факирами! Сколько раз потом пытался осесть на одном месте, зажить нормально...
– а больше недели-двух не выдерживал. Брал посох, нигу - и в путь. Наверное, так устроен. Бывают жрецы и правители, танцовщицы и мясники. А я - странник. Я мертв без дороги.
– Но ты ведь мечтал...
– казалось, бородач никак не может смириться с собственным поражением.
– Мечтал. Но пойми: человек без мечты - все одно что фламинго без крыльев. И чем недостижимее мечта, тем краше. И тем меньше шансов, что она пропадет. ...Ты лучше скажи, Гиир... как с ней?
Бородач недовольно заворчал, запыхтел, стал разглядывать узоры на халате.
– Я спрашиваю!..
– Да слышу, слышу! "Как с Гиир"! А раньше чем ты думал? Я, между прочим, хоть и Бог, а и мне столько в нее воспоминаний напихать - в нее, в детей, в родственников - эт-то, извини, не два пальца...
– бородач осекся, смущенно кашлянул.
– Да все с ней будет нормально, не беспокойся. Вот ведь какой мнительный! Ну порыдает, ну поголосит - со временем успокоится. А я за ней пригляжу, чтобы никто не обидел, мужа подберу хорошего...
– он снова запнулся, догадываясь, что наговорил лишнего.
– Одним словом, сделаю, что смогу. А, как ты понимаешь, могу я немало.
– Я не о том, - ответил странник.
– Денег там достаточно. В саду, под оливой, кое-что зарыл. А записка под подушкой - найдет. Я про... воспоминания. Может, лучше их... обратно...
– А ведь умный человек!
– всплеснул руками бородач.
– Странствовал, мудрости набирался! А того не знаешь, что для нее жизнь с тобой, мной выдуманная и вложенная в мозг, самое дорогое. Что бы потом не случилось. И для тебя, между прочим, тоже. Нет, я решительно отказываюсь понимать, какого демона ты отвернулся от собственного счастья. Я ведь сделал тебя счастливым, ну, скажи, сделал?
– Ты слышал про буйволицу Исуура?
– вопросом на вопрос ответил странник.
– Та, что умерла, так и не выбрав, которую из двух охапок тростника съесть, - уточнил бородач.
– Ерунда! Не было такой буйволицы. Выдумки!
– Дело не в том. Дело в нас, людях. Мы все подобны Исууровой буйволице. Только хуже. Мы выбираем одну из двух охапок тростника, а потом всю оставшуюся жизнь об этом жалеем. Но, поверь, если бы мы выбрали другую ничего бы не изменилось. Наилучшим выходом было бы съесть обе охапки или не желать есть вообще - но на такое мы не способны... к счастью.