Рассказы
Шрифт:
– А вашим лошадкам, сэр, это пойдет на пользу, - говорит причетник, только на полголовы отставая от пастора.
– Отличная это мысль пришла вашему преподобию - промять их нынче на травле. А то, глядишь, не сегодня завтра ударят морозы, и придется бедным животинам неделями стоять в конюшне.
– Нельзя им застаиваться, никак нельзя. Блажен, иже и скоты милует, отвечает ему пастор.
– Хи-хи, - посмеивается причетник, хитро подмигивая пастору.
– Ха-ха, - вторит пастор, уголком глаза скосившись на причетника.
–
– кричит он, видя, что лиса в этот миг показалась на поле.
– Ату ее!
– вторит причетник.
– Вон она! Ах ты дьявол, да их там две!
– Ну-ну! Чтобы я больше не слышал от тебя таких слов! Забыл ты, что ли, какой на тебе сан?
– Воистину так, ваша милость, воистину так. Но, право же, хорошая охота - такая веселая штука, что и о своем высоком служении забываешь.
– И опять краешком глаза он подмигнул пастору, а пастор точно таким же манером ему.
– Хи-хи, - смеется причетник.
– Ха-ха, - вторит пастор Тугуд.
– Ах, сэр, - снова говорит причетник.
– Ну, насколько же это приятнее, чем возглашать зимними вечерами "аминь" на ваше "во веки веков"!
– Что верно то верно. Но все хорошо во благовремении, - говорит пастор Тугуд. Он был начитан в писании и на каждый житейский случай имел текст наготове, как и подобает пастору.
Так и скакали они до самого вечера, пока не кончилась эта охота тем, что лиса забежала в домишко старой вдовы и забилась сначала под стол, а потом в футляр стенных часов. Пастор с причетником прискакали одними из первых и видели через окно, как брали лисицу, а часы при этом били без остановки, как им еще никогда не случалось бить. Потом пришлось подумать и о возвращении домой.
Приуныли тут пастор с причетником, потому что и кони были загнаны до полусмерти, и сами всадники еле держались в седле от усталости. Но делать нечего - пустились в обратный путь и плелись все время шагом, то и дело останавливаясь.
– Нет, видно, никогда нам не добраться до дому, - стонал пастор Тугуд, согнувшись в седле в три погибели.
– Ох, не добраться, - вторил ему причетник.
– Это нам воздаяние за беззакония наши.
– Воистину так, - бормотал в ответ пастор.
Словом, уже совсем стемнело, когда они въехали наконец в ворота пасторова дома, тишком, как воры, прокравшись по улице, чтобы никто из прихожан не догадался, где они весь день пропадали. Они и сами-то от усталости еле на ногах держались, а еще надо было о лошадях позаботиться, так что и тут ни один, ни другой не вспомнили о недовенчанной парочке. Как только лошади были заведены в стойла и накормлены, а сами они малость перекусили, тотчас же оба завалились спать.
Наутро, когда пастор Тугуд сидел за завтраком, вспоминая вчерашнюю охоту, прибегает вдруг причетник и спрашивает еще в дверях, можно ли войти.
– Как же это мы, ваша милость, - говорит он.
– У нас совсем из головы
Пастор так и ахнул, чуть куском не подавился.
– Господи помилуй, - говорит он, - а ведь и правда! Как это вышло нескладно.
– И не говорите, сэр. Ведь мы, может статься, погубили несчастную женщину.
– Ах да! Помню, помню! Ей, по правде сказать, давно уже следовало обвенчаться.
– Подумать только, сэр, а ну как с ней там, на колокольне, что-нибудь случилось, и ни доктора, ни бабки...
(- Ах, бедняжка, - вздохнули женщины.) ...Как бы нас за это в суд не потащили. Да и для церкви, какой это позор для церкви!
– Замолчи ты, ради бога! Ты меня с ума сведешь!
– говорит пастор.
– И какого черта я их вчера не обвенчал, пьяных ли, трезвых ли!
– (Духовные лица в те времена чертыхались не хуже простых смертных).
– А ты что, сам ходил в церковь или спрашивал у деревенских?
– Да нет, что вы, сэр! Это я вот только что вспомнил. В церковных делах разве я смею вперед вас соваться? А сейчас, как подумал о них, меня словно обухом по голове. Кажется, тронь пальцем - сейчас упаду!
Ну, тут пастор бросил свой завтрак и вместе с причетником скорей побежал в церковь.
– Да их, наверно, и след простыл, - говорит на ходу мистер Тугуд.
– И хорошо бы. Они небось как-нибудь выбрались и давно уже дома.
Все же они вошли в ограду, поглядели на колокольню и видят: высоко в окне белеет малюсенькое личико и крохотная рука помахивает им сверху.
– Бог мой, - говорит мистер Тугуд, - не знаю, как я им теперь на глаза покажусь!
– Он тяжело опустился на чью-то могильную плиту.
– И надо же было мне вчера к ним так придираться!
– Да, очень жаль, что мы с этим делом тогда же не покончили, - говорит причетник.
– Но раз убеждения вашей милости не дозволяли вам их венчать что же, с этим надо считаться.
– Верно, друг мой, верно. А что, по ней не видно... не произошло там с ней чего-нибудь... преждевременного?
– Да мне видно ее только до плеч, сэр.
– Ну, а как лицо?
– Лицо страх какое бледное.
– Да что ты! Ну, будь что будет. Ох, и разломило же у меня поясницу после вчерашнего... Но приступим к делу божию.
Они вошли в церковь и только отперли ход на колокольню, как бедняжка Джейн и ее любезный Эндри выскочили оттуда, как голодные мыши из пустого буфета. Эндри едва живой и вполне трезвый, а его невеста бледная и продрогшая, но во всем прочем такая же, как вчера.
– Как?
– говорит пастор, облегченно вздыхая, - вы с тех самых пор так тут и сидели?
– А то как же, сэр, - говорит невеста, падая от слабости на скамью.
– И ни кусочка, ни глотка за все это время. Нам никак нельзя было выйти без посторонней помощи, вот мы и сидели.