Рассказы
Шрифт:
Таня подошла ближе, чтобы ухватить упрямого Леха за шиворот. И не ухватила.
С минуту она стояла у него за спиной. И смущенно сказала потом:
– Ладно... Сварю в мундире.
15. Будет много дорог...
Барабанщиков много. Целые миллионы.
Может быть, не стоило рассказывать о барабанщике Ваське. Ведь ничего особенного Васька не сделал. Даже в барабан ударить по-настоящему ему не пришлось ни разу. И если уж быть честным до конца, то мохнатых гусениц Васька боится до сих пор.
О чем же тут говорить?
Но
– А Васька?
– осторожно спрашивает Таня.
Галина пожимает плечами.
– Что Васька? Надо яснее выражать свои мысли.
– Пустят?
– выразил мысль Игорь.
Ваське теперь труднее. Мама приехала из деревни, папа вернулся из командировки. Экзамены у Ольги кончились. За прошлый раз Ваське от Ольги влетело, он ведь не сказал, что уходит с ночевкой.
– Пустят, - ворчит Лех.
– Всем гамозом пойдем, потребуем.
– Ну и выражения, - говорит Галина.
...Васька вытаскивает из под кровати рюкзак. Скручивает одеяло. Потом Васька лезет за палочками. Барабан в школе, а скрещенные палочки для барабана висят над Васькиной кроватью, рядом с картой Урала и портретом космонавта Титова. На белом дереве коричневый кружевной узор. Игорь выжег своим увеличительным стеклом. С узором палочки кажутся даже красивее старых, хотя и не такие гладкие. А совсем гладкими сделать барабанные палочки Лех не сумел: ведь у него был только маленький кухонный ножик.
Владислав Крапивин
СИГНАЛ ГОРНИСТА
Рассказ
1
Шёл отряд.
Сухо и рассыпчато стучали два барабана. Знамя хлопало на ветру красное знамя с костром, серпом и молотом.
Раз-два, левой! Топали ноги по травам переулков, по гранитной мостовой Екатерининского спуска, по дощатым шатким мостикам через ручьи и канавы. Кто в стареньких ботинках, кто в самодельных тапочках, а кто и просто босиком. Не привыкать!
Шагал отряд мимо деревянных заборов, мимо церкви на площади, мимо кирпичных лабазов и покосившихся бревенчатых домов.
Гурьбой бежали по обочинам чумазые босые ребятишки, помахал рукой парень в богатырке с голубой кавалерийской звездой. Краснорожий бородатый мироед, придержав у перекрестка подводу, с размаху перекрестился, будто воздух саблей рубил, плюнул и трахнул кулаком по лошадиному крупу. Ну, плюйся, плюйся. Доплюёшься! Теперь тебе не прежние времена.
Шёл отряд, и не уставали барабанщики. Шагали ребята по центральным улицам, по заросшим проулкам окраинной слободы, по лесной дороге, по песчаному берегу озера. День был хороший: облака - будто желтые горы, небо - синее, как море, а озеро - как небо.
У перевернутой самодельной лодки возились двое деревенских пареньков. Услыхали барабанщиков, подняли головы, засмотрелись на знамя, на незнакомых мальчишек в белых рубашках и штанах до колен, с красными платками на шеях, с мотками верёвок и топориками у поясов.
–
– А тебе-то чего? Пускай живут, нам не мешают. Ты конопать давай, дело не бросай.
– Я ничо, так. Афанасий Петрович говорит, нехристи они и совести не знают.
– А сам-то он знает? Семь шкур с соседей дерёт.
– Дак я и говорю. Эй, ребята, далеко идёте-то?
– На Гамаюн!
– Хорошее место! В гости приплывём!
– Давайте!
Это Генка крикнул "давайте", Тот, что в третьей шеренге слева. Конечно, не следует кричать в строю, но ведь и не ответить нельзя: нехорошо получится. Да и трудно удержаться, не крикнуть, потому что на душе очень радостно: брызжет солнце, ярко синеет вода, стройно шагают товарищи. Неутомимые барабанщики Петька Бубенчиков и Саня Черноскатов то попеременке, то вместе бьют весёлый походный марш. А за синим лесом, в конце дороги, ждёт мальчишек заваленный гранитными валунами, заросший полуостров с дремучим сказочным названием - Гамаюн.
К лагерю пришли, когда солнце уже садилось за сизый лесистый хребет на том берегу. Зарозовели облака, вода стала золотистой, и мелко поблёскивал слюдяными чешуйками гранит валунов. Среди камней в траве раскидано было отрядное имущество: его дежурные привезли на подводе и на шлюпке. Лежали свёрнутые палатки, стояли корзины с картошкой, вёдра. Поблёскивали штыки на составленных в пирамиду винтовках. А еще одна винтовка - в руках у часового.
Хоть и устали ребята, а отдыхать некогда - ночь на носу.
– За дело, друзья!
Десять человек - ставить палатки, двое - за водой, пятеро - чистить картошку. Остальные - за дровами, за ветками для постелей, костровую площадку готовить и мачту для флага.
И часовой к знамени!
Генка и Саня Черноскатов вместе таскали хворост. Наберут по охапке - и к костру. Саня наконец выдохся:
– Хватит уже. Дров-то на целую неделю нанесли.
А Генка ничуть не устал. Хоть всю ночь работать готов. Жаль, никакого дела не осталось: палатки стоят ровным квадратом, мачта на месте, огонь трещит, в вёдрах булькает картофельная похлёбка. Вот и кончился день, похожий на солнечную карусель. Голубые звёзды проклюнулись в светлом небе. Звенят комары, кусаются помаленьку, но ничего.
– Ребята? Ужинать и спать!
А спать совсем не хочется. Посидеть бы ещё у костра. Или у воды постоять, поглядеть, как мерцают в десяти вёрстах огоньки города. Где-то там, в домике у городского пруда, мамка, Бориска, Лида. Бориска чуть не ревел, просился с отрядом, да нельзя: мал ещё.
– Гена, а ты и не устал вроде.
Генка вздрогнул. Это старший вожатый Юра Боровикин подошёл.
– Нет, Юра, не устал. Я ещё хоть что могу делать.
– А часовым быть?
– Да хоть всю ночь!