Рассказы

Крапивин Владислав Петрович

– Учитель.

– В первой школе?

– В первой...

– Петр Михайлович?

– Ага, - безнадежно сказал Митька. Он не удивился: отца в городе знали многие.

Все еще разглядывая бумажку, милиционер двинулся по тротуару. Видно, случайно он изменил направление и шагал теперь обратно, к улице Герцена. Митька побрел следом: теперь все равно не убежишь. Найдут.

– Я ведь тоже в первой школе учился, - сказал милиционер.
– У твоего отца, между прочим. Хороший учитель.

Надежда на спасение ярким огоньком

засветилась перед Митькой.

– Да?
– вроде бы удивился он.
– Я вас не помню.

– Ну, а как ты можешь помнить? Я к вам домой не ходил. Да ты тогда совсем пацаненок был. Я в тридцать первом седьмой класс закончил. Потом работать пошел.

– Я по фотографиям почти всех помню, - бессовестно соврал Митька.
– У папы есть фотоснимки всех классов, которые он учил. Может, вы непохожи тогда были? Ваша как фамилия?

– Жарников моя фамилия.

– А зовут вас... Матвей?

– Точно! Вспомнил?

– Угу...
– сдержанно откликнулся Митька. Взгляд его стал веселым, а шаг - пружинистым. Все-таки ему везет!

– Вот видишь, - наставительно заговорил Матвей Жарников, - мы с тобой, выходит, знакомые. Как-то не ловко получается. Вот пришел бы я сейчас с тобой к твоему отцу, рассказал бы про все... Что он сказал бы?

– Ну, что...
– начал Митька, стараясь точнее рас считать удар.
– Он сказал бы: "Здравствуйте, Жарников, рад вас видеть". Сказал бы: "Как поживаете? Не делаете больше механизмов, чтобы школьные скелеты махали руками, пускали дым из глаз и кукарекали? Не доводите больше учителей до обморока? Это похвально".

– Ч-черт возьми...
– произнес Матвей и свернутым Митькиным удостоверением почесал кончик носа.
– Все еще помнит?

– Он мне про это раз десять рассказывал.

– Да-а... Ну, я тогда маленький был.

– В шестом классе, - беспощадно уточнил Митька.

– Пить что-то хочется, - сказал Жарников.
– Вон там вроде клюквенный морс продают, киоск открыт. Пойдем?

– Можно... Хотя нет, у меня ни копейки.

– Ладно уж. Возьми-ка свой документ.

Потом, когда они у голубой будки глотали теплый и довольно противный морс, Матвей спросил:

– А все-таки чего тебе приспичило в тумбу стрелять? Ну нарисовал бы на заборе мишень, где-нибудь подальше от глаз, да пулял бы.

– Дак это целая история, - сказал Митька- Долго рассказывать. Если все по порядку говорить, то даже не знаю, с чего начать... Есть у нас в школе немка Адель Францевна. Ты ее... То есть вы ее, наверно, знаете...

Ух и шумная была история!

Она случилась в середине мая. Подкласса, в основ ном мальчишки, не выучили урок по немецкому. Ну, сами понимаете, на дворе уже полное лето, а тут сиди и зубри, как два балбеса - Петер унд Отто - шпацирен в лесу унд баден в речке. Мальчишки из пятого "Б" предпочитали сами шпацирен и баден, хотя вода была еще зверски холодная.

Но Адель Францевну это не интересовало.

На каждом уроке она грозила "неудами" и переэкзаменовками. Она требовала прилежания и порядка.

Надо было оттянуть беду. И в самом начале урока маленький, симпатичный и очень вежливый редактор отрядной стенгазеты Павлик Шагренев спросил у Адели Францевны, понравилась ли ей пьеса "Приключения Карла Бруннера".

– М-м?
– удивилась Адель Францевна.
– Ах, ты имеешь в виду эту постановку... Ну конечное вам она должна нравиться. Но когда вы повзрослеете и станете смотреть на вещи более взыскательно, то поймете, что это совсем не блестяще.

– А почему?
– задиристо спросил с места Митька.

– Слишком много пафоса и весьма недостаточно мастерства. Я говорю об игре исполнителей. Вы меня понимаете?

– Вполне, - сказал Павлик.
– Только... Вот всем нам кажется, что игра не такая уж плохая. Наоборот. Вот помните баронессу? Как она...

– Да-да, - снисходительно согласилась немка.
– Эта дама играет действительно несколько лучше остальных.

– А Карл?
– воскликнул Митька. Он по правде обиделся и разозлился. Будто его самого задели.

Адель Францевна устремила на Митьку свое пенсне.

– Ты говоришь о мальчике, исполнявшем роль Бруннера? Ну что же, он достаточно мил... Но это просто мальчик, а не актер. Он ведет себя так, словно все это происходит у нас в городе, а не в Германии. А там иной уклад жизни, иные обычаи и мальчики тоже другие.

– Какие это они другие?
– недовольно спросил с задней парты похожий на сердитого скворца Игорь Цыпин (по прозвищу Цыпа).
– Что, там у ихних пацанов уши на затылке растут, что ли?

– Цы-пин...
– возмущенно выдохнула Адель Францевна.

– Извините, это он нечаянно, - торопливо загово рил Павлик Шагренев, а бестолковому Цыпе показал за спиной кулак.
– Но нам всем непонятно... Конечно, у капиталистов дети не такие, как мы. А у рабочих?

– Они такие же пионеры, - агрессивно сказал Митька.

– Ну безусловно. Я имею в виду не классовые различия, а некоторые особенности... Впрочем, это сложно для вас. Я только хочу сказать, что для этого мальчика полезнее было бы не играть на сцене, а без пропусков занятий учиться в школе. Театр отвлекает его от учебного процесса.

– А может, он отличник, - опять не выдержал Митька.

– Возможно. По крайней мере, я уверена, что с немецким языком у него все в порядке. К сожалению, про вас этого не скажешь. И потому пусть Цыпин выйдет к доске и переведет первые пять строчек текста, который был задан.

Цыпа шумно вздохнул и пошел навстречу неизбежности.

Вторым она вызвала Вершинина.

– Можно, я лучше стихотворение Гете по-немецки прочитаю?
– безнадежно спросил Митька.

– Конечное можно, мы все послушаем с удовольствием. Только после того, как сделаешь заданный перевод.