Рассказы
Шрифт:
Эти сведения, к сожалению, совершенно соответствовали истине. Непрерывные унижения и пренебрежение, дни, проведенные на кухне, и ночи на складной кровати окончательно сломили остатки воли несчастного волонтера. Ему не с кем было делиться своими обидами, кроме служанок, и они волей-неволей стали его наперсницами. Правдой, как ни странно, было и то, что маленькая слабость, которая, вероятно, появилась у него, когда он подвизался на военном поприще, казалось, росла по мера того, как его удовольствия урезались. Он стал прямо-таки донжуаном подвального этажа.
На следующий день, в воскресенье, завтрак был накрыт в парадной гостиной к десяти часам утра вместо обычных девяти, потому что по праздникам всегда завтракали на час позже. Тибс облачился в воскресный костюм — черный сюртук, чрезвычайно короткие потертые штаны, очень длинный
По лестнице зашаркали чьи-то туфли. Тибс метнулся к стулу, и в комнату вошел суровый господин лет пятидесяти, с лысиной на макушке и воскресной газетой в руках.
— Доброе утро, мистер Ивенсон, — смиренно сказал Тибс, сопровождая приветствие чем-то средним между кивком и поклоном.
— Здравствуйте, мистер Тибс, — ответил владелец туфель, затем уселся и, не прибавив ни слова, погрузился в свою газету.
— Вы не слышали, сэр, мистер Уисботл сегодня в городе? — осведомился Тибс, не зная, что сказать.
— Слышал, — ответил строгий джентльмен. — В пять часов утра он высвистывал «Легкую гитару» [2] у меня за стеной.
2
«Легкая гитара» — популярная песенка, музыка Бернетта.
— Свист для него — первое удовольствие, — сказал Тибс, слегка ухмыляясь.
— Да. А для меня — нет, — лаконично ответил Ивенсон.
Мистер Джон Ивенсон обладал приличным доходом, источником которого служили дома, расположенные в пригородах Лондона. Это был мрачный брюзга и убежденный радикал, посещавший всевозможные собрания с единственной целью возмущаться веем, что там предлагалось. Мистер Уисботл, наоборот, был заядлым тори. Он служил в министерстве Лесов и Рощ в качестве клерка и считал свою должность весьма аристократической. Он знал книгу пэров наизусть и мог без запинки сообщить адрес любой знатной особы. У него были хорошие зубы и превосходный портной. Мистер Ивенсон глубоко презирал подобные качества, и в результате они с Уисботлом постоянно спорили к вящей пользе остальных обитателей пансиона. Следует добавить, что помимо пристрастия к свисту мистер Уисботл обладал еще глубокой уверенностью в своем певческом таланте. Кроме них двоих и джентльмена в задней гостиной, в пансионе проживали еще мистер Альфред Томкинс и мистер Фредерик О'Блири. Мистер Томкинс был конторщиком у виноторговца и тонким ценителем живописи с необычайно развитым чувством прекрасного. Мистер О'Блири был недавно импортированный ирландец; он находился еще в совершенно диком состоянии и приехал в Англию с целью стать аптекарем, клерком в одном из правительственных учреждений, актером, репортером, вообще — чем придется: он не отличался привередливостью. Он был на дружеской ноге с двумя малозаметными членами парламента от Ирландии и устраивал всем жильцам бесплатную пересылку писем. У него не было никаких сомнений, что его природные достоинства откроют ему путь к блестящей карьере. Он носил клетчатые невыразимые и, проходя по улице, заглядывал под все дамские шляпки. Манерами и наружностью он напоминал Орсона [3] .
3
Орсон — герой старинного французского романа о Валентине и его брате Орсоне, жителе лесов, вскормленном медведицей.
— Вот и мистер Уисботл, — сказал Тибс; и действительно, появился мистер Уисботл в голубых туфлях и пестром халате, насвистывая «Di piacer» [4] .
— Доброе утро, сэр, — снова сказал Тибс. Это была почти единственная фраза, с которой он к кому-либо обращался.
— Здравствуйте, Тибс, — снисходительно ответил любитель музыки и, подойдя к окну, засвистел еще громче.
— Прелестная ария! — прорычал Ивенсон, не отрываясь от газеты.
— Рад, что вам нравится, — отозвался весьма польщенный Уисботл.
4
«Di piacer» (итал.) —
— А не кажется ли вам, что она выиграет, если вы будете свистеть погромче? — спросил бульдог.
— По-моему, нет, — возразил ничего не подозревающий Уисботл.
— Вот что я вам скажу, Уисботл, — начал Ивенсон, который уже несколько часов копил злобу, — в следующий раз, когда вы ощутите желание высвистывать «Легкую гитару» в пять часов утра, я попрошу вас предварительно высунуть голову в окно. Не то я выучусь играть на цимбалах, выучусь, разрази…
Появление миссис Тибс с ключами в крохотной корзиночке перебило эту угрозу и помешало ее закончить.
Миссис Тибс извинилась за опоздание; прозвучал колокольчик; Джеймс внес чайник и выслушал распоряжение доставить неограниченное количество гренков и поджаренной грудинки. Тибс пристроился в конце стола и, подобно Навуходоносору, принялся за кресс-салат [5] . Появились Томкинс и О'Блири. Произошел обмен утренними приветствиями, и был заварен чай.
— Боже мой! — вскричал Томкинс, смотревший в окно. — Ах… Уисботл… умоляю, идите сюда… скорей!
Мистер Уисботл встал из-за стола, все остальные подняли голову.
5
…подобно Навуходоносору, принося за кресс-салат. — По библейскому преданию, вавилонский царь Навуходоносор (604—561 гг. до н. э.) за грехи «отлучен был от людей, ел траву, как вол…»
— Вы видите, — говорил знаток живописи, устанавливая Уисботла в правильную позицию, — немножко подвиньтесь… вот так… вы видите, как чудесно освещена левая сторона сломанной трубы на доме номер сорок восемь?
— Господи! Конечно! — ответил Уисботл восхищенным тоном.
— В первый раз вижу, чтобы предмет так бесподобно выделялся на фоне чистого неба! — ахал Альфред.
Все (за исключением Джона Ивенсона) поспешили присоединиться к его восторгам, ибо мистер Томкинс обладал репутацией человека, замечающего красоту там, где никто другой не мог ее разглядеть, — и репутацией вполне заслуженной.
— Я часто любовался печной трубой на Колледж-Грин в Дублине — она была намного эффектней, — сказал патриотически настроенный О'Блири, который никогда не допускал, чтобы Ирландию хоть в чем-нибудь превзошли.
Его заявление было встречено с очевидным недоверием, поскольку мистер Томкинс объявил, что никакая труба в Соединенном Королевстве — будь то сломанная или целая — не может сравниться по красоте с трубой дома № 48.
Дверь неожиданно распахнулась, и Агнес ввела миссис Блосс, одетую в муслиновое платье цвета герани и щеголяющую огромными золотыми часами, соответствующей цепочкой и великолепным набором колец с гигантскими камнями. Все кинулись предлагать стул, все были представлены. Мистер Джон Ивенсон слегка наклонил голову, мистер Фредерик О'Блири, мистер Альфред Томкинс и мистер. Уисботл кланялись, как китайские болванчики в колониальной лавке; Тибс потер руки и начал описывать круги по комнате. Кто-то заметил, что он закрыл один глаз и ритмично задвигал веками другого; это было истолковано как подмигивание, и говорят, что оно адресовалось Агнес. Мы опровергаем эту клевету, и пусть кто-нибудь посмеет возразить.
Миссис Тибс шепотом осведомилась о здоровье миссис Блосс. Миссис Блосс с великолепным презрением к памяти Линдли Меррея [6] самым обстоятельным образом ответила на различные вопросы, вслед за чем наступила пауза, во время которой кушанья начали исчезать с ужасающей быстротой.
— Не правда ли, мистер О'Блири, вам очень понравились позавчера дамы, которые ехали на прием во дворец? — спросила миссис Тибс, надеясь, что завяжется разговор.
— Да, — ответил Орсон с набитым ртом.
6
Линдли Меррей (1745—1826) — автор многочисленных учебников английской грамматики, американец по происхождению, поселившийся в Англии.