Рассказы
Шрифт:
Музыкант вздрагивал при каждом выстреле, хотя и догадывался, что с ним забавляются. Происходящее казалось ему нереальным. Когда, наконец, он выбрался из-за кресла — затравленный с больной головой, кто-то пнул его сзади ботинком. Левушка обернулся и увидел трясущегося от хохота Герда. «Носильщик» протягивал ему инструмент и смычок.
— Молчать! — вдруг скомандовал шеф. В углу еще кто-то хихикал. — Заткните вонючие глотки! Вам представился случай послушать настоящую музыку! Начинайте, маэстро!
Левушка поднял скрипку, и она заплакала у него, как обиженное дитя. Он старался найти мотив, способный остановить разговоры, которые
— Эта пиликалка действует мне на нервы! — признался «носильщик».
— Ты прав, музыкант из него никудышный. Он — безвольный слизняк… Как раз то, что нам нужно.
— Я из него душу вытрясу!
— Лишний труд.
— Значит скрутить и отправить в трюм к остальным?
— Он прибежит туда своим ходом.
— А он не захочет удрать?
— У нас есть глаза. Пусть экипаж корабля считает, что мы его не принимаем всерьез и держим за клоуна… Догадываешься, что это может нам дать?
— Шеф, не такой уж я глупый! Наверняка они захотят его подучить принести Генератор…
— Вот именно!
Пираты разговаривали о Каминском, словно он не мог их понять. Наконец, шеф вырвал у Левушки скрипку и объявил: «Давно не слышал я музыки, но и это не музыка! — он поднял инструмент и опустил его с силой на голову музыканта, а то, что осталось в руке, брезгливо швырнул под стол. «Носильщик» же подобрал смычок и сделал им шутовской выпад. Удар пришелся в солнечное сплетение. Левушка скорчился и долго, не мог вздохнуть.
Споткнувшись, Каминский упал грудью на палубу трюма. Он не мог сдержать слезы бессилия, словно что-то в нем прорвалось, давая выход отчаянию. Вокруг него лежали связанные по рукам и ногам члены патрульного экипажа.
— Негодяи, они били его! — вскрикнул Левушка.
Склонившись над капитаном, он достал платок, чтобы вытереть кровь на лице Ермака. Капитан приоткрыл глаза и тихо сказал: «Ну, что, старина, попал из-за нас в переплет?»
— Тебе больно? — спросил Каминский.
— Мне чудно, — ответил Ермак. — Слегка, правда, режет проволочка… Но терпеть можно.
— Ермак, ты из-за меня не воспользовался ГКСЛ? «Ястребы» уже спрашивали про генератор!
— Догадываюсь…
— Видишь, они даже не связали меня. Кто я для них? Просто псих!
— Превосходная характеристика! Левушка, если из человека убрать психа, что остается?
— Они хотят с моей помощью выведать, где спрятан ГКСЛ. Они и мысли не допускают, что я могу сам им воспользоваться… По-моему это наш единственный шанс! — Каминский чувствовал нарастающее волнение. Но капитан молчал.
— Ты слышишь меня? Теперь нас может спасти только чудо!
— Наверно, ты прав, — отозвался Ермак. — Я должен был это предвидеть…
Каминскому показалось, что друг колеблется, не решаясь переступить запрет.
— Время уходит! — торопил музыкант. — Надо действовать!
— Боже мой, Левушка, честное слово, ты, как ребенок… — капитан улыбался сквозь боль. Но
— Кофейных мельницах… — поправил Ермак.
— Разве это теперь имеет значение?! — сердился Каминский.
— Это всегда имеет значение… — спокойно ответил Ермак. — Но ты прав: сейчас нас, действительно, может спасти только чудо.
— Чудо ГКСЛ! — настаивал музыкант.
— Пусть будет по-твоему, — наконец, согласился Ермак. — Слушай внимательно…
Когда Левушка выглянул из трюма, ястреба, сторожившего пленников не было видно. Музыкант не оглядывался по сторонам: человеку не от мира сего не свойственно осторожничать. Он был уверен: пираты скрытно за ним наблюдают. Услышав осторожные шаги за спиной, Каминский даже обрадовался: эти люди в точности следовали программе, заданной Ермаком.
— Способность организовывать обстоятельства — считал Левушка, — сродни композиторскому таланту: у жизни, как и у музыки должна быть своя партитура.
Во всяком случае, за преследователей своих Каминский не беспокоился, в какой-то мере он даже чувствовал себя здесь соавтором. Опасение вызывал другой персонаж, встреча с которым ему предстояла. Скрипач шел заранее выбранным маршрутом, он ждал и одновременно боялся того, что сейчас случится. Шли минуты. Он миновал уже не один поворот, но никто его не встречал. Левушка начал тревожиться: важная часть программы не вытанцовывалась, и он снова не знал, как быть. Повернув в самый темный проход, он невольно замедлил шаги и весь сжался, еще никого не увидев, он уже чувствовал, здесь кто-то есть. Каминский боялся, что вскрикнет, когда его схватят. Но об этом не стоило беспокоиться: ему плотно зажали рот и крепко скрутили руки. «Ястреб», который остановил его около ниши, мог быть кем угодно и в том, что им оказался рыжебородый «носильщик» не было ничего удивительного. Ермак был прав, предвидя, что кто-то из них захочет быть первым.
— Сверну шею! — зловеще рычал Герд. — Говори, где Гексиль! — Каминский застонал от боли. — Хуже будет! — предупредил «Ястреб» — Говори! — Мастерская… произнес, задыхаясь, Левушка — коридор номер пять… десятая комната… — Тихо! — приказал Герд и прислушавшись заторопил. — Говори, где искать в мастерской? Ну!
— Я скажу… Левушка тянул время. Он знал, его жизнь зависела от того, успеют ли те, кто шел сзади достичь поворота. — Отпустите руку! — попросил он. — Больно же, слышите? Там… в левом углу — желтый сейф… В следующую секунду музыкант полетел в нишу. Почти одновременно раздались два выстрела. Герд прижался к стене. Его пистолет прогремел у самого уха Каминского. На ходу разряжая в преследователей оружие, «носильщик» в несколько прыжков достиг следующего поворота. За ним мимо ниши проскочили трое. Выстрелы удалялись. Каминский слышал, как по всему кораблю распространялась эпидемия перестрелки. Теперь он мог чувствовать себя в относительной безопасности. По крайней мере за ним уже не следили. Прижимаясь к стенам и прячась в ниши, он продолжал путь. Скорее всего выход из корабля больше не охранялся и можно было уйти. Но у Каминского был другой план. Он приближался к жилому отсеку и чувствовал, как нарастает волнение. Такое бывало с ним в лучшие моменты импровизаций, когда, наконец, намечался прорыв к ускользающей музыкальной жемчужине.