Рассказы
Шрифт:
VII
Следователь обратился к дворнику с обычными вопросами и в заключение спросил:
— Ну, что вы можете показать?
Дворник, молодой парень в новых сапогах, переставил ноги, переложил в другую руку фуражку и сказал:
— Так что барин как барин. За дачу заплатил сразу. Мне тоже платил аккуратно, только скупехонек был. Я ему переносил мебель, так он всего двадцать копеек дал, а обыкновенно рупь дают…
— Бывал ли у него кто-нибудь?
— Так что не замечал. Был тут два раза такой молодой
— Ну, больше ничего! — хотел подвести итог следователь.
— Позвольте еще один вопрос, — мягким голосом произнес Патмосов.
Следователь с неудовольствием взглянул на него и сухо сказал:
— Пожалуйста!
Патмосов обратился к дворнику:
— Скажи мне, голубчик, у Лукерьи, что здесь служит, никого нет? Ни брата, ни кума?..
Дворник широко улыбнулся.
— Как же без этого быть! При ей питерский состоит. Как барина нет, так он и здесь!
— А кто он?
— Говорит, слесарь, а звать Прохором. Ухарь.
Следователь насторожился и быстро вмешался в допрос.
— Говоришь, он часто бывает? Когда был последний раз?
— А вчера; весь день. Барин ушел, а через полчаса времени она его до калитки проводила.
— Барин знал про него?
— Нет! Он словно сам путался с Лукерьей, так она прятала своего-то.
— Иди!
Дворник поклонился и вышел.
— Вы теперь еще раз Лукерью спросите, — предложил следователю Патмосов.
— Да, да, я это хотел! Позовите прислугу! — распорядился следователь.
Теперь, когда вошла Лукерья, он уже не улыбался ей и принял суровый вид.
— Я позвал вас снова, — начал он, — чтобы спросить, кто такой этот Прохор, который к вам ходит, где он живет и когда он был у вас в последний раз? — при этом он испытующе посмотрел на Лукерью.
Лукерья сразу изменилась в лице, но через мгновение оправилась.
— Земляк мой. Вот и ходит. А был вчерась и ушел, когда барин спал. Торопился на восемь часов.
— Как его фамилия, и где он живет?
— Резцов фамилия, а живет в десятой роте, у Селиванова.
— Номер дома знаете?
— Дому четырнадцать, а квартире тридцать восемь.
Патмосов написал на бумажке несколько слов и через письмоводителя передал Ястребову.
Тот прочел и сказал околоточному:
— Введите Копытова!
Околоточный снова ввел дворника. Лукерья исподлобья взглянула на него, и на лице ее выразилась тревога.
— Скажи точно, когда ушел с дачи этот Прохор? — спросил его следователь.
Лукерья стала белее бумаги.
— С полчаса после барина. Так что уж десять часов пробило.
— И врешь! — вдруг резко сказала Лукерья. — Это ты из ревности брешешь! Восьми не было!
— Говори! Я ж видел, как ты его провожала, а раньше того барин вышел.
— Врет он, господин судья, — заговорила Лукерья с яростью, — с ревности часы спутал.
— Да уж темно было, а в восемь разве темно?
— И темно не было!
— Ну, будет, — остановил их следователь, —
Они вышли, переругиваясь.
— На сегодня все! — сказал следователь. — Собирайтесь, Севастьян Лукич! Ну, что вы нашли, что скажете? — обратился он к Патмосову.
Патмосов встал.
— Сейчас ничего не могу вам сказать, а завтра что-нибудь выяснится.
— Так, так! Завтра уже ко мне в камеру пожалуйте! Я там буду!
Патмосов поклонился.
— А за Прохором что-то есть! Кажется, мы на следу! — сказал следователь.
VIII
Ястребов ходил по своей камере, которая помещалась в его квартире, в Царском, и говорил письмоводителю:
— Мы должны с вами разыскать убийцу. Это первый интересный случай в моей практике. А то все воровство, кража со взломом, пьяные мазурики, мужичье. Этого же весь Петербург знает. Да!
— Господин Патмосов, — доложил сторож.
— Зови, зови! — закричал Ястребов и встал с кресла навстречу сыщику. — А, здравствуйте! Садитесь. Что новенького?
Патмосов поздоровался с ним, с Флегонтовым, сел и сказал:
— Да особого ничего; так, общие приметы…
— Ну, ну, поделитесь.
— Вот-с как мне пока представляется убийство…
Патмосов закурил и начал рассказ:
— Убитому Дергачеву кто-то назначил в этом месте свидание ровно на десять часов вечера. Дергачев, как вам известно, вышел сам около десяти и прямо пошел на свидание, придя с опозданием минут на десять. По-видимому, он кого-то встретил на дороге и пошел медленным шагом. Его встретил высокий, крепкий и нервный господин, и они стали о чем-то беседовать, спорить, снова беседовать. Потом спор обострился. Нетерпеливый господин не выдержал. Трах! И готово! А когда убил, то выхватил из его кармана то, что нужно, и ушел.
Следователь слушал его, кивая головою и слегка улыбаясь.
— Так, — сказал он. — Отлично! А чем ударил этот господин Дергачева, и что он вытащил из его кармана?
Патмосов засмеялся.
— Я не ясновидец! Впрочем, ударил он его чем-то вроде топорика. Может, косарем.
— А что украл?
— Бумаги! — уверенно ответил Патмосов. — Только не деньги. Видите ли, этот Дергачев ничем не брезгал и любил нечистые векселя. Так вот… такие векселя. А может, и деньги!..
— Может, деньги, может, не деньги, — усмехнулся следователь. — Так! Ну, а откуда у вас все эти подробности, дорогой…
— Алексей Романович, — подсказал Патмосов. — Какие подробности?
— Виноват, простите! Да вот насчет времени, роста, нетерпения и прочая.
— Это пустяки, — улыбнулся Патмосов, — вы сейчас сами увидите. У покойника оказался шагомер в кармане, а на шагомере значится пять тысяч семьсот шагов. Я стал мерить. От дачи убитого до мостика, что ведет в парк, ровно три тысячи двести шагов, то есть минут двадцать ходу, а так как он вышел совсем перед десятью, то, значит, пришел минут на десять-пятнадцать после десяти. Ясно?