Рассказы
Шрифт:
— Ученых, столь же великих, как Вертело, будем мы создавать на наших фабриках!
— Эдисонов! [4] Изобретателей и исследователей!
— Шекспиров! Эдисонов! Вертело! — загудели восторженные голоса.
И тогда на кафедру взошел сам Вертело.
— Я хочу предостеречь почтенное собрание от основной ошибки, — начал ученый. — Еще с тех пор, как я стал работать над этим изобретением, обдумываю я этот зопрос. Вы говорили об Эдисонах и Шекспирах. Вы оказали мне честь упомянуть и мое скромное имя в этом списке. Да сохранит вас разум от этого пути!.. Нет, не Эдисонов и не Шекспиров, не людей,
4
Эдисон Томас Алва (1847–1931) — американский изобретатель в области электротехники.
— И гений Вертело! — подхватили голоса. — Да здравствуют средние люди! Им — наша забота! Да здравствует Вертело!
Невозможное совершилось. Ряд химических соединений — и вдруг ожил и задвигался маленький кусочек искусственной протоплазмы. Далее, далее! Еще несколько ультрафиолетовых и инфракрасных лучей, еще несколько секунд под действием эманации радия, и вот совершилось чудо науки — оформились окончательно клеточки протоплазмы!
Маленький гомункулус, первый лабораторный человечек, сидит на краю Круксовой трубки.
Жутким волнением охвачены Вертело, его ассистенты и ученики… И нервно потирает ручонки маленький искусственный человечек, и злая гримаса пробегает по его безволосому, старческому и землистому лицу.
— Что же, господа ученые, а? Испугались небось, всерьез испугались! Затеять затеяли, а теперь как будто и открытию не рады! А ведь и открытие-то самое пустяковое. Формула на редкость простая. Стыдно даже!.. Как это вы раньше не догадались, право?
Этот жалкий сморчок, этот старообразный карлик издевался над создавшими его учеными!.. И от этого пропало вдруг жуткое волнение и стало досадно и обидно.
— Гении, тоже еще, ученые двухвершковые! — повторял карлик.
— Позвольте, это с вашей стороны… Я даже не знаю, право… Насмешки эти, гримасы ваши… Даже странно… — заговорил один из оторопевших учеников Вертело.
— Чего странно? — разозлился гомункулус. — Вы, может быть, от меня и уважения к себе, чего доброго, ждали? Недурно-с. У вашего Шиллера на этот счет недурная фразочка есть. Карл Моор с братцем, [5] «молодые люди, впоследствии разбойники», ежели изволите помнить, между собой насчет родительских чувств беседуют: «За что я буду уважать отца и мать? Не за то ли, что они создали меня? Так ведь они, сколько известно, вовсе не обо мне в те моменты думали». Так-то вот. А уж мне-то родителей уважать, это уж… Чудаки вы, господа…
5
Карл Моор с братцем — персонажи драмы Шиллера «Разбойники» (1781).
— Как же это? — растерянно шептались ученые. — Откуда у него этот тон, откуда он знает, наконец, Шиллера?
— Я всё знаю! — горделиво заговорил снова маленький человек. — Знаю
Смущенной толпой стояли седые ученые, а сморщенный человечек по-прежнему расхаживал по краю стола с важной миной на злом лице и поучал:
— От меня вы узнаете истину всю до конца, — говорил гомункулус. — Мы всё знаем, и учиться нам, высшим существам, конечно, нечему. Это удел ваш, удел жалких людей, не освободившихся от того бесполезного придатка, какой вы называете душой. От меня вы узнаете настоящую истину…
— Мы узнавали ее и без тебя! — не выдержал Вертело.
— Без меня? — удивился карлик. — Бросьте… Вы жалостно путались в тенетах столкновений между правдой-истиной, правдой-справедливостью и правдой-красотой. Только теперь благодаря мне познаете вы голую сущность истины и освободитесь от всех этих ненужных миражей. Я принесу с собой вам впервые готовую, непогрешимую истину. Не будет этих безумных исканий ваших, ибо все будет найдено и не будет ошибок!.. Без волнений, без слез и без смеха будут жить те новые существа, какими мы заменим людей на этой земле. Забудутся бывшие доныне неразлучными с вами понятия о сострадании, о влюбленности и тому подобные бессмысленные слова. Исчезнут иррациональные понятия души, вдохновения, восторга и все подобные мешавшие вам жить вещи. Забыто будет то неосмысленное явление, какое вы называете смехом…
И первый вопрос, какой я научу вас разрешить, — это освобождение земного шара от людей, рождающихся иррациональным, внелабораторным и ненаучным образом. Это должно быть оставлено навсегда! Здесь, в лаборатории, будем мы заготовлять кадры новых гомункулусов и распределять нормы появления новых отрядов. Вам, старикам, мы разрешим, должно быть, дожить до естественной смерти, предварительно обезвредив вас выработанными нами способами. Но новых людей теперешнего, иррационального типа, с их неразумным смехом, слезами и бессмысленными восторгами, с их порывами и стремлениями, быть не должно!.. Мы, гомункулусы, конечно, не допустим этого.
Вооруженные всей непогрешимостью истины, лишенные того придатка, какой вы называете душой, мы по-новому и по-своему, безусловно логично, забросив заботы о душе, совершенно по-иному перестроим мир…
Легким движением дотронувшись до гомункулуса {»Я тебя породил — я тебя и убью!» — говорил некогда еще Тарас Бульба), Вертело вбросил его вдруг в ту пробирку, откуда только что, окруженный общим восторгом, появился этот сморщенный карлик, и, быстро швырнув пробирку в самое пекло лабораторной печи, круто обернулся к ученикам.
— Поклянитесь, что никому никогда не откроете вы тайны моего открытия! — тревожно сказал Вертело. — Поклянитесь, что, как и я, в могилу унесет с собой каждый из вас рецепт лабораторного приготовления живого, разумного, но лишенного души, лишенного смеха существа!..
— Клянемся, клянемся! — хором ответили смущенные, потрясенные ученики…