Рассказы
Шрифт:
— Ну и ладно! Ну и пускай! — грубо говорил он. Его мать сидела за столом, склонив голову набок и подперев ее рукой, печально и недоуменно глядя на Женьку.
— Вот, Радик, — сказал она, — может, ты объяснишь, что такое с ним сотворилось? Был ребенок как ребенок, а со вчерашнего дня, ну, как с цепи сорвался! То ему не так, это ему нехорошо, ни с кем толком поговорить не хочет, соседке нагрубил, кошку чуть ботинком не пришиб, а уж кошка-то чем виновата… Может, у вас в школе что неладно?
— Ничего,
— Покоя не дают! — упорствовал Женька.
— Кто ж тебе не дает?
— Все!
— Тогда тебе надо где-нибудь келью сыскать, вот как в старое время отшельники были.
— И найду!
— Закрыться там и сидеть, чтоб никто…
— И закроюсь!
— Радик, да ты признайся, может, у вас там что в школе…
— Да нет, теть Вер, ничего, это он так, — жизнерадостно заверил ее Радик и, чтобы избежать дальнейших вопросов, сказал: — Женька, пошли ко мне уроки учить!
Женька, ни на кого не глядя, подошел к столу, запихал в портфель несколько, каких попало, учебников и молча начал одеваться.
— Ты хоть перед школой поесть-то зайди, воин… — напутствовала его мать.
— Не зайду! — буркнул упрямый Женька.
Комаров
Небо было голубое, яркое, без облаков, искрился под солнцем снег, слепил глаза и хрустел под ногами, морозные иголочки кололи нос и уши, а на душе у друзей было сумрачно.
В который раз за эти дни брели они без дела, куда ноги приведут, и Женька угрюмо критиковал окружающее:
— И зачем этот снег только нужен! И так холодно, а от него еще холоднее. Лучше б его не было. А потом растает — будет грязь. И вообще все так паршиво…
Проходя мимо озябших, но энергичных городских голубей, суетившихся вокруг специальных кормушек, построенных прямо на тротуаре, Женька махнул на них ногой:
— Ну вы, дармоеды! Развелось этих голубей — пройти нельзя… Кормушек им зачем-то понаделали! Пусть бы подыхали! Ничуть не жалко.
— Пойдем к реке, — сказал Радик.
— Зачем?
— А так…
— Пойдем, все равно…
Они дошли до окраины города, до высоких снеговых круч. По ним лишь кое-где ползали одинокие фигурки, потому что только сегодня ночью ударил настоящий морозец и сковал рыхлый снег.
— Глянь, — толкнул вдруг Женька Радика, — сам Комар выполз из своего комариного гнезда.
И верно: Комаров стоял один на краю самой крутой горы и, согнувшись, прилаживал лыжи. Радика и Женьки он не видал. Под горой какие-то предусмотрительные лыжники, когда снег был еще сырой, соорудили трамплин.
— Неужели хочет съехать? — разинул от удивления рот Женька. — Вот осел. Там же и лыжни еще
— Ишь, копается… — злорадно сказал Радик. — Согнулся в три погибели… Подойти, что ли, сзади, да подтолкнуть — вот и поедет: куда лыжи, куда что.
— Поглядим! — развеселился Женька. — Поглядим, как он сейчас кувыркнется! Лыжни же нет, а он катается, как черепаха!
Наконец Комаров кончил возиться с креплениями, выпрямился, перехватил палки получше, чуть пригнулся, чтоб оттолкнуться, и снова выпрямился.
— Боится, комариная душа!
Мало-помалу Комаров придвинулся к самому краю горы и вдруг внезапно поехал, нелепо взмахивая палками и поднимая то одну, то другую лыжу. Странно, что он все-таки достиг трамплина и, раскорячившись наподобие лягушки, шлепнулся в снег.
— Вот как! — подпрыгнули от удовольствия Радик и Женька, жадно глядя, как Комаров будет вставать и что у него станет с лыжами, потому что после такого полета любым лыжам — каюк!
Но Комаров не вставал. Он даже не шевелился, и одна лыжа у него торчала вверх.
Это было так страшно, что Радик и Женька, не сговариваясь, бросились вниз, увязая, падая и черпая валенками снег.
Они наклонились над Комаровым. Глаза у него были открыты, он ошалело глядел на Радика и Женьку, потом медленно улыбнулся:
— В-в-вот эт-то я п-падал! — с трудом проговорил он.
— Испугал же ты нас! — сказал Радик, переводя дух.
— Мы уж думали, ты разбился, — сказал Женька.
— Я… и раз-бился… т-только н-не с-совсем… — объяснил Комаров, продолжая лежать.
— Что же ты не встаешь?
— Мне н-надо помочь…
— Это я так…
— Давай руку!
Как и нужно было ожидать, одна лыжа переломилась пополам. Неопытный Комаров прикрепил их к валенкам наглухо, и, чтоб поднять пострадавшего, пришлось валенки снять. При этом оказалось, что у него слегка вывихнута ступня. Для бывалых людей такие вывихи составляли сущие пустяки. Женька придержал Комарова за плечи, а Радик так умело дернул ногу, что в ней что-то хрустнуло, а Комаров ойкнул.
— Ну, лучше? — осведомился лекарь. Больной неуверенно кивнул.
Затем, собрав остатки лыж и поддерживая ковыляющего Комарова под мышки, они полезли по сугробам в гору, часто останавливаясь, чтоб дать отдых ноге.
— Спа-сибо, что увидели… — сказал Комаров, очутившись наверху и заикаясь все меньше. — А то б так я и лежал… И не мог встать…
— Ладно, чего там… — смутился Радик и, чтобы Комар этого не заметил, грубо спросил:
— Какой же дурак так крепления делает?
— Я д-думал, что… чем крепче, тем лучше… Не соскочат… А то они у меня… соскакивают…