Шрифт:
Мужчина и женщина
Номер в гостинице с видом на Невский, снег за окном, коньяк на подносе, дымящаяся сигарета, телефон, короткие и неутешительные перевыборы: все женщины из прошлых отпусков предательски повыходили замуж или не спешили на зов одичавшего капитан-лейтенанта из военно-морской глуши. Он высидел оперу, в фойе посматривал на скучных меломанок. Нужна была женщина — молодая, красивая, необременительная, с уютной квартиркой и знающая толк в мужчинах. Познакомился с блондинкой, но у той — ребенок. Подвернувшаяся брюнетка могла уделять ему только два вечера
Судьба улыбнулась в день, когда уже думалось о Москве, более щедрой и гостеприимной.
Женщина — шатенка — нашлась в ресторане, сидела она в шумной компании, была — по виду — из тех скорых и смелых баб, что могут и отшить сразу, и номерок свой от гардероба украдкой передать. Он встретил ее взгляд и зажмурился, как от яркого света, и куда бы потом ни смотрел — видел только глаза ее, пылавшие вопросом. Когда заиграла музыка, он пошел приглашать ее — и она поднялась еще до того, как он приблизился к ее столику. Рука вспорхнула и легла на погон. Лицо удлиненное, подбородок острый, лоб высокий и умный, — да, молода, красива, изящна.
— Ждите меня в такси, — шепнула она, едва смолкла музыка, и сильно сжала его вспотевшую от желания руку.
Он расплатился немного погодя и вышел. Смотрел из такси на ресторанные двери, готовый сидеть до утра, и нежность переполняла его. Падал крупный снег, откуда-то прилетела обольстительная мелодия, а потом в нее вплелся запах тонких духов, женщина села рядом.
— Ради бога, — попросила она, — только без слов… Не надо романтики, я обожженная. Все просто: мне надо то, что и вам.
Ехали долго, к новым домам на Охте. Губы их встретились перед дверью, и в квартиру они вошли обнявшись. Она метнулась к холодильнику, достала что-то выпить и поесть. Быстро удлинила тахту, зашуршала простынями. Полезла под душ. А он неспешно разделся и лежал, радостно внимая плеску воды и лавандовому духу подушек.
Тишина, и свет на кухне погас. Женщина, теплая и ждущая, обнимала его, ласково теребя. Он же — с недоумением поначалу и ужасом затем — начинал понимать, что — бессилен, что ничего не сможет сделать. В учащенном дыхании женщины было предвестие катастрофы. Расцепив женские руки, он рывком поднялся, выпил вина, но и оно не вернуло мужской целенаправленной мощи. Такого позора ему еще не приходилось испытывать. Правда, несколько лет назад, штурманом на эсминце, он глупо, по-детски ошибся и едва не посадил корабль на мель. Тогда был громовой приказ командующего, сейчас же ожидался презрительный смех обманутой, оскорбленной женщины, рука которой уже убедилась в обмане.
Но смех так и не разорвал гнетущую тишину, уничтожающая усмешка же перестала чудиться, когда он услышал:
— Спи, милый, спи… — Утром все будет.
Он спал, пробуждаясь желанием, и смыкал веки, когда удостоверялся во все еще длящейся немощи. Женщина дышала ровно и безмятежно.
— Не паникуй, — сказала она утром. — И ни в чем не вини себя. Переутомился. Переждался. Переволновался. Это я во всем виновата. Я. Ты, наверное, запрограммирован на сопротивление женщины, на нежелание ее сразу отдаваться. А меня так страшно потянуло к тебе…Как глянула — так что-то в душе колыхнулось,
Стыд сошел с него. Он даже пошутил, вспомнил английский анекдот. Дама, не дождавшись в постели желаемого, лежа произносит коронную фразу: “Джентльмены! Если один из вас не встанет, то встану я!”
Пока он ходил в парикмахерскую за углом, она разузнала адреса врачей и после завтрака повезла его на Петроградскую. Сексолог принимал на дому. Расспрашивал, улыбался — с кем не бывает, мол, в этом виде истинно мужской деятельности нужна постоянная практика, та самая, какой лишены моряки. Врач натянул на руки тонкие резиновые перчатки и помассировал изнутри железу, захиревшую от безделья. При этой утомительной процедуре капитан-лейтенант посматривал на часы: в подъезде мерзла женщина, которую он полюбил.
Перчатки полетели в раковину, врач сказал, что теперь — к невропатологу, еще одно усилие — и пробудятся силы, не вовремя задремавшие.
Женщина неподвижно стояла под снегом. Капитан-лейтенант смотрел на нее, полный умиления. Приблизился, снял варежки с холодеющих рук, стал обцеловывать пальчики. Она прижалась к нему, вздохнула глубоко и счастливо, подняла голову — мокрые глаза ее искрились.
Решили так: она сейчас поедет на работу и возьмет недельный отпуск, а он, после невропатолога, заберет из гостиницы чемодан и — к ней.
Невропатолог усадил его в кресло и завел нудные речи — о скором потеплении, о том, что жизнь прекрасна и удивительна… Проверил заодно и коленный рефлекс. Слова звучали все тише и тише, погружая тело в провальный сон.
Капитан-лейтенант открыл глаза и тут же сомкнул веки, ему хотелось досмотреть сон, яркий и праздничный. А на улице — все тот же снег, напоминающий о женщине, готовой ждать его при всех непогодах.
В цветочном магазине предложили розы. Он взял бы их, но подумал, что изомнет их в дороге, уж лучше купит после гостиницы.
В номере пылесосила горничная, туго обтянутая коротким халатиком. Капитан-лейтенант уставился на ладную фигурку, догадываясь уже, что происходит с ним, и — для проверки — пошел к дежурной по этажу, чтобы та дала “добро” на выезд из гостиницы.
Дама эта была старше горничной, но к обеим женщинам он испытывал одинаково сильное влечение, наполнившее плоть неиссякаемой энергией созидательных движений.
Подхватив чемодан, воровато оглядываясь, он, выйдя из гостиницы, залез в такси, быстро захлопнув дверцу.
— В аэропорт, — сказал он шоферу.
Идеалисты
Решено было купить новый телевизор — с большим экраном и обязательно отечественный, чтоб из ателье приезжали, когда забарахлит. В семье — ни одного грамотного и крепкого мужчины, обзвонили поэтому знакомых, те прислали знатока, ведущего инженера телевизионной фирмы, быстроглазого парня. Тот глянул на семью, плотоядно изучавшую программу передач, и надолго задержал взгляд на открытых ножках внучки, десятиклассницы, которую отрядили ему в помощь. Эта рослая девчушка так и рвалась в бой, то есть в магазин.