Рассказы
Шрифт:
Жизнь в этом лагере была отлажена с немецкой пунктуальностью. Все заключенные разбиты на группы в соответствии с возрастом и здоровьем. Самых крепких и молодых немцы каждое утро увозили на тяжелые работы. Старики и дети были в самой низкой категории заключенных, но и они были востребованы. Рано утром у входа на территорию лагеря уже стояли подводы латышских хозяев, которые набирали рабочих себе в хозяйство. Меня с бабушкой часто забирал один и тот же хозяин. Были у него коровы и овцы но, самое страшное для меня,
Из почти трехлетней жизни в немецком концлагере запомнилось два момента. Один неприятный, а другой приятный. Неприятный момент – это блохи, которые нас ну просто заедали, и спасенья от них не было. Блохам там было раздолье: земляные полы, засыпанные соломой, и двухъярусные дощатые полати, на которых спали самые разные люди. Иногда, доведенные до отчаяния, мы с бабушкой выходили во двор, выносили тряпье, на котором спали, и в швах давили блох. Их было столько, что швы белья были черные от них.
Приятный момент – это вечерние воспоминания о родине, о Сологубовке. Вспоминали всякое, но в основном веселое и забавное. Хорошо запомнила я, как бабушка рассказывала о том времени, когда работала она у князя Юсупова в усадьбе. Перед приездом Юсуповых, рассказывала бабушка, управляющий подряжал всю Сологубовку наводить порядок в хозяйстве барина. В дом нас не пускали, мы убирались в парке, который был только из лип и дубов, облагораживали речку и работали в хозяйственных строениях. Юсуповы любили порядок, а мы, старообрядцы, тоже любили чистоту, были аккуратнее православных, и поэтому в имении работали всегда сологубовские. Работали мы особенно старательно еще и потому, что за эту работу нам платили столько, что нигде больше заработать было невозможно. А когда баре приезжали, то мы всей деревней встречали их у Поклонной горы, и одаривали они при встрече всех, в основном давали деньги.
Надо сказать, что была в лагере и еще одна тема, которая всех занимала: это встречи и разговоры с людьми из разных районов нашей необъятной родины. Они, эти люди, были интересны для нас, а мы для них.
Так, уже в 1944 году, в лагере появилась молодая девушка лет двадцати без ноги и на костылях. Какое-то время, пока к ней не привыкли, была она центром внимания, и даже я, будучи восьмилетним ребенком, ее появление в лагере хорошо запомнила. Поразила она меня не только тем, что была без ноги и на костылях, и называли ее почему-то радисткой, но и тем, что курила папиросы, также как это делали мужчины. В подруги она выбрала мою мать, рядом с нами провела в лагере целых полгода и много за это время общалась со мной. Звали ее Нина Серухина, родом она была из Серпухова,
Приезд Нины к нам мне очень запомнился еще и следующим эпизодом. По приезде подарила она мне целых 30 рублей. Сумма эта казалась огромной, никогда еще у меня не было столько своих денег. Конечно, удержаться от того, чтобы не похвастаться перед деревенскими подружками, я не смогла и вечером, отправляясь гулять, взяла их с собой. Домой вернулась в слезах и без денег. Кто-то из своих деньги у меня вытащил. Когда, кто и в какой момент – не знаю до сих пор. Горе было таким глубоким, что запомнилось на всю жизнь.
После отъезда Нины мама с ней еще несколько лет переписывалась. Потом Нина перестала отвечать, и мать решила, что она умерла, поскольку в последних письмах она писала, что сильно болеет.
Освободили нас из концлагеря весной 1945 года. Освобождение запомнилось для меня очень странным образом. Как только перестали нас охранять, самые отчаянные стали ходить в город. Приносили они продукты, иногда свежие и качественные. Так однажды принесли столько много рыбьей икры, что мы ее ели несколько дней. Но самое главное – приносили они одежду и всякие красивые вещи. У нас, детей, появилось такое страстное желание добыть красивые вещи для себя, что мы не устояли, сговорились и тайком от родителей ушли с территории лагеря.
Мародерствовать пошли втроем – две девятилетние девочки, я и моя сестра Нина, и двенадцатилетний двоюродный брат Петр. Зашли в первый дом. Дом большой, трехэтажный, из красного кирпича. С опаской обошли комнаты. Все-то там было разбросано, и на полу много бумаг. Я нашла красивую маленькую скамеечку и кувшинчик, который в результате оказался дырявым. Наши мародерские приключения закончились в первой же комнате следующего дома. Потихоньку, почти на цыпочках, заходим в большую комнату, а там прямо напротив двери, откинувшись в кресле, сидит убитый мужчина и остекленевшими открытыми глазами смотрит на нас. Мне кажется, что никогда в жизни я больше так не пугалась и так быстро не бегала. Мгновение – и я в своем бараке, рядом с мамой. Однако и скамеечку, и кувшин принесла, не бросила. Скамеечку эту привезли в Сологубовку, и она много лет служила нам.
Конец ознакомительного фрагмента.