Рассказы

Фостер Алан Дин

— А не мог это быть шквальный ветер? — с надеждой спросил он.

— Нет, — сказал Маклиш, также мастерски сплевывая повторно. — Это непохоже ни на что из того, что я видел или про что слышал, мистер Фрэзер. Такое не придумаешь. — Он сурово покосился на агента. — Вы сомневаетесь в наших словах?

— Нет, нет, что вы. Но я не знаю, как буду докладывать об этом происшествии в Компанию. Если бы вас ограбили, они бы поняли. Но это… Поймите мое положение, джентльмены. Тут будут вопросы.

— Вы должны нас поддержать, — горячо сказал Хант.

Агент

был не из людей с богатым воображением, но, призвав на помощь всю свою изобретательность, нашелся:

— Я представлю это как потерю от стихийного бедствия, — сказал он обрадованно.

Маклиш ничего не сказал, только наморщил лицо, продолжая жевать табак. Хант не выдержал. Уставившись на агента, он сказал:

— Но ведь там не было бури, мистер…

Фразер успокоил его тяжелым взглядом. Хант медленно закивал. Тем временем Маклиш подобрал в углу ружье, вручил товарищу, и они вдвоем пошли к двери. Тем дело и закончилось.

Примерно на неделю.

— Еще месяц, ребята, и пожалуй, хватит, — большой нос словно нюхнул воздух. — Снова ветер несет снег.

— Плохо дело, если ты прав, Эмери, — сказал его товарищ.

Их было четверо за грубо обработанным столом посреди хибарки. Они ели свинину, бобы, черный хлеб и свежую дичь. По сравнению с их обычным сухим пайком это был настоящий пир, но им было что отмечать.

Восемнадцатилетний выходец из Чикаго Джонни Саттер пережил за последний год как будто десять лет жизни.

— Я, — заявил он, — хочу снять комнату в лучшем бардаке в Денвере и целый месяц буду беспробудно пьянствовать.

Ответом ему был грубый смех.

— Эй, Джонни, — сказал один из них, — если тебе это надо, зачем терять время и заниматься этим неизвестно где? Занимайся этим на улице, а мне уступи комнату.

— Правильно, черт возьми, — сказал другой, — ты слишком строго все распределил.

— Как раз не слишком, — поправил мулат Однопалый Вашингтон. Он рассмеялся, разинув рот, в котором не хватало передних зубов. Он потерял два зуба и четыре пальца левой руки на земле Шило, но не жалел об этом. Это была достаточная плата за жизнь и свободу.

Любопытный Чарли, старейший из четырех, сделал знак, чтобы говорили потише и, повернув голову, стал прислушиваться здоровым ухом.

— Что случилось, старина, — спросил Джонни, явно в веселом расположении духа, — у тебя нет предложений, как человеку потратить его деньги?

— Не то, Джонни, я боюсь, что-то не так с мулами.

— Черт побери! — Эмери Шэнкс вскочил и потянулся за винтовкой. — Как бы их не увели! Ют говорил, что они могли прокрасться сюда за день до того, как мы…

Любопытный Чарли оборвал его:

— То Ют. Сам Комиттан обещал мне два года тому назад, когда я осматривал русло, что его люди не будут нам мешать, а Комиттан — человек слова. Может быть, гризли. Слушайте.

Они прислушались, действительно, голоса мулов были неестественно хриплыми, и непохожими на звуки, исходящие от них, если в лагере появлялся чужой. Если это гризли, то их страх

объясним. Большой самец может утащить целого мула.

Старатели выбрались из хибарки, наскоро обуваясь и набросив плащи поверх комбинезонов. Однопалый и Эмери выбежали посмотреть на лес позади загона. Луна была почти полной, и лес хорошо просматривался. Никаких признаков медведя не замечалось. Глядя на темный ряд сосен, Однопалый пошел к загону, чтобы успокоить вожака. Бедное животное вращало глазами и нервно топало копытами.

— Ну, Генерал Грант, успокойся. Что это, интересно, напало на му…

Он осекся, так как мул резко дернулся, высвобождаясь от него. Что-то появилось в небе над лагерем. Это была не грозовая туча, и уж конечно, не гризли. Оно было огромным, с крыльями по форме как у летучей мыши, с дико горящими красными глазами и с хвостом как у ящерицы. Вдоль пасти тянулись тонкие усики, а кривые зубы блестели, как пони Арапахо, бегущие по лугу, освещенному луной.

— Боже милосердный, — пробормотал Джонни, — что это еще такое?

Массивное, но грациозное существо снижалось. Мулы начали беситься. Любопытный Чарли, который побывал на Бычьей гонке и в Шило и вышел целым из этого созданного людьми ада, не колебался. Он выстрелил в клыкастую морду, и звук выстрела гулко разнесся в горном воздухе. Крылатая тварь не отреагировала. Снизившись на крыльях, напоминающих паруса, она начала когтистыми лапами величиной с вилы, рыть землю у воды в загоне. Мулы падали на землю, жались друг к другу в лихорадочном порыве подальше убраться от захватчика.

Однопалый заглянул под большое просвечивающее крыло и, вдруг, поняв, вскрикнул:

— Черт возьми! По-моему, это страшилище подбирается к нашему золоту!

Действительно, после нескольких секунд раскопок был извлечен небольшой деревянный сундучок. Внутри был плод их кровного труда за полтора года, крупа и слитки в количестве достаточном, чтобы обеспечить каждому из них покой до конца жизни.

Была ли это чудовищная птица или что-то еще, но слишком уж тяжелый труд вложили они в свое богатство, вырванное у ледяной реки, чтобы вот так расстаться с ним. Они стреляли и стреляли, а когда стало ясно, что ружья не приносят ему вреда, бросились на захватчика с пиками и лопатами. Когда все кончилось, луна осветила мрачную картину грабежа и бойни. Золото исчезло, как исчезли тела юного Джонни Саттера, Однопалого Вашингтона — и мула по кличке Генерал Грант…

Немного врачей жило в то время в Чейенне, а хороших и того меньше, так что нельзя объяснить просто совпадением, что доктор, который лечил жен мормона, оказался вовлеченным в историю с несчастными, оставшимся в живых после происшествия на речке Виллоу. Он довел это до сведения местного линейного агента мистера Фрезера, который был свидетелем истории с потерявшими душевное равновесие пассажирами почтовой кареты. Теперь эти два более или менее осведомленных человека обсуждали события последней недели за хересом в столовой гостиницы «Париж».