Рассказы
Шрифт:
Но этого он еще не знал.
Мак-Киннон забыл встать, когда судья вошел в зал суда, но судебные исполнители быстро поставили его на ноги. Внешний вид и манера поведения судьи не вселяли больших надежд. Это был хорошо упитанный мужчина, высокий, с лицом садиста. Вначале он стал разбирать дела нескольких мелких нарушителей, уделяя каждому самый минимум времени. У Мак-Киннона сложилось впечатление, что все происходящее имеет мало общего с законностью.
Тем не менее он почувствовал облегчение, когда произнесли его имя. Он вышел и приготовился
— В чем суть этого дела? — требовательным голосом спросил судья, хмурясь. — Напился и учинил беспорядок, конечно. Я положу конец этому безобразию среди молодежи, даже если мне придется отдать все свои силы! — Он повернулся к секретарю: — Раньше нарушения были?
Секретарь что-то прошептал ему в ухо. Судья бросил на Мак-Киннона взгляд, в котором смешались чувства обиды и подозрения, затем приказал таможеннику дать Показания. Черныш рассказал простую и правдивую на вид сказку с легкостью человека, привыкшего к даче показаний. Дело Мак-Киннона сводилось к тому, что он оказал сопротивление служащему при исполнении им служебных обязанностей. Он представил список вещей, подготовленный его коллегой, но забыл упомянуть о множестве изъятых предметов.
Судья повернулся к Мак-Киннону.
— Хотите ли вы сказать что-нибудь в свое оправдание?
— Конечно, хочу, доктор, — с готовностью начал он. — Здесь нет ни слова…
Бум! Молоточек оборвал его. Судебный исполнитель поспешил к Мак-Киннону и попытался втолковать ему принятую форму обращения в суде. Это объяснение озадачило его. По собственному опыту он знал, что «судья» — это представитель медицины, психиатр, специализирующийся в области социальных проблем. Он никогда не слышал также об употреблении каких-либо специальных форм речи в суде. Но он стал говорить так, как его проинструктировали.
— Не будет ли угодно услышать Достопочтимому суду, что этот человек лжет? Он и его товарищи напали и ограбили меня. Я просто…
— Пойманные контрабандисты всегда утверждают, что таможенники их ограбили, — злобно усмехнулся судья. — Вы отрицаете, что пытались помешать таможенному досмотру?
— Нет, Ваша Честь, но…
— Достаточно. Штраф пятьдесят процентов в дополнение к обычному таможенному сбору. Уплатите секретарю.
— Но, Ваша Честь, я не могу…
— Не можете уплатить?
— У меня совсем нет денег. У меня есть только мое имущество.
— Ну что ж, — судья повернулся к секретарю, — тюремное заключение. Конфискуйте его вещи. Десять дней за бродяжничество. Община не может позволить, чтобы эти нищие иммигранты шатались на свободе и нападали на добропорядочных граждан. Следующее дело!
Его торопливо вывели. И только звук поворачивающегося ключа в зарешеченной двери за его спиной заставил Мак-Киннона понять, в какую беду он попал.
— Привет, приятель, как там погода на улице? В тюремной камере оказался еще один обитатель, маленький, плотно сбитый человек. Перед появлением Мак-Киннона он раскладывал пасьянс, сидя верхом
— На улице ясно, да вот в суде слишком пасмурно, — ответил Мак-Киннон, пытаясь принять такой же добродушно-шутливый тон, но это ему плохо удалось. Губы болели, и это портило его ухмылку.
Человек перекинул ногу через скамейку и подошел к нему легким неслышным шагом.
— Послушай, приятель, тебе, должно быть, перепало при задержании, — прокомментировал он, осматривая рот Мак-Киннона. — Болит?
— Чертовски, — признался Мак-Киннон.
— Придется кое-что сделать. — Он подошел к двери и забарабанил по ней — Эй! Лефти! Дом горит! Беги скорей?
Надзиратель неторопливо прошествовал по коридору и остановился напротив двери их камеры.
— Че те надо, Сгиня? — лениво спросил он.
— Мой старый школьный товарищ наткнулся на разводной ключ, и теперь ему больно. У тебя будет возможность оправдаться перед Богом, если ты смотаешься в аптеку и захватишь бинт и немножко йода.
Надзиратель кисло поморщился. Сгиня обиженно выпятил губы.
— Ну, Лефти, — сказал он, — я думал, ты ухватишься за возможность оказать такую маленькую услугу. — Он подождал с минуту, затем добавил. — Вот что я тебе скажу: если ты это сделаешь, я покажу тебе, как решить загадку «Сколько лет Анне». Идет?
— Вначале покажи.
— На это потребуется много времени. Я напишу ответ и отдам тебе.
Когда надзиратель вернулся, товарищ Мак-Киннона по камере искусно перебинтовал его раны, потом сказал.
— Меня называют Сгиня Мэги. А как твое имя, приятель?
— Дэвид Мак-Киннон. Извините, я не совсем расслышал ваше имя.
— Сгиня. Это, — объяснил он с ухмылкой, — не то имя, которое дала мне мать. Это скорее профессиональная дань моей скромной и ненавязчивой натуре.
Мак-Киннон очень удивился.
— Профессиональная дань? А какова ваша профессия?
Мэги скривился как от боли.
— Ну, Дэйв, — сказал он, — я ведь тебя не спрашиваю. Однако, — продолжал он, — вероятно, та же, — что и у тебя, — самосохранение.
Мэги оказался внимательным слушателем, и Мак-Киннон ухватился за возможность рассказать хоть кому-нибудь о своих бедах. Мэги кивал головой.
— Меня все это не удивляет, — заметил он. — Здесь иначе и не бывает.
— Но что станет с моими вещами?
— Их продадут с аукциона, чтобы оплатить судебные издержки и таможенный сбор.
— Интересно, а сколько же останется мне? Мэги внимательно посмотрел на него.
— Останется? Ничего не останется. Тебе, вероятно, придется еще доплатить за комиссионные услуги.
— А что это такое?
— Это такой метод согласно которому осужденный платит за исполнение приговора, — несколько туманно объяснил Мэги. — В твоем случае это означает, что, когда ты отсидишь свои десять дней, ты все еще будешь должен суду. И тогда ты отправишься на каторгу, друг мой, и отработаешь по доллару в день.