Расслабься, крошка!
Шрифт:
О бурном романе Черского и Рокси одно время говорили все. Потом тусовка обсуждала их разрыв, а потом его женитьбу. Однако у всех сложилось впечатление, что ветреная Рокси, легко и непринужденно нашинковав сердце наследника империи, ничуть не переживает.
А оказалось…
Оказалось, что переживает. И не просто переживает.
— Как я тебя понимаю, — вздохнула Марина с рекламной интонацией.
— Да ладно?
— Прекрасно понимаю, — сказала она и доверительно добавила: — Я ведь года два назад сама по нему сохла. А потом
Тут она перегнула палку и, сообразив это, спохватилась и замолчала. Наследников, а особенно неженатых, в тусовке можно было пересчитать по пальцам, и они не торопились тащить малоизвестных певиц под венец. Черский оказался не исключением, Марина это отчетливо осознавала. Да и не она одна…
— Много ты понимаешь, — презрительно протянула Рокси и вдруг всхлипнула. — Я же его любила, как дура.
— И что?
— И всё! Только разве ж я могла себе его позволить? Он мне всю жизнь перевернул. Лежишь вот в койке, на тебе какой-нибудь толстый мужик пыхтит, старается, а ты жмуришься и представляешь себе Егорку. И только-только представишь, этот козел тебе в ухо слюнявым языком: «Деточка, тебе было хорошо?» Какая я им, на хрен, деточка?
Она невесело рассмеялась, встала с унитаза, одернула платье и, сделав шаг, едва не упала, запутавшись в трусиках.
— Фу-ты, дрянь какая, — зло сказала Рокси, дрыгнула ногой и отправила черные кружева в полет. Пролетев через всю дамскую комнату, трусики упали на умывальник, но не удержались и соскользнули на пол. Рокси подошла ближе и пнула их к стене.
— Господи, на кого ж я похожа? — ужаснулась она и сунула голову в раковину. Пока она умывалась, Марина неловко топталась рядом, не зная, что делать: уйти или остаться, выслушать эту полупьяную исповедь до конца.
Рокси вынырнула, потянулась к бумажным полотенцам и стала тщательно промокать ими лицо.
В туалет вошла какая-то незнакомая девица, покосилась на них и юркнула в кабинку.
Рокси молчала, терла лицо одной рукой, а другой копалась в крохотной сумочке.
Марина разглядывала стенку, на которой красовались причудливые натюрморты из оплавленных гнутых виниловых пластинок, раскуроченных будильников и выкрашенных в красный цвет болтов и гаек.
Красотища. Руки бы выдернуть тому, кто этот хлам назвал инсталляцией и продал за бешеные деньги!
Интересно, сколько эта девушка просидит на толчке? Марине вдруг до смерти захотелось есть. Может, плюнуть на все и уйти? С Рокси они не подруги, так что та вряд ли обидится. А если и обидится, то переживет. Вернуться за свой столик и с интересом выслушать светскую обозревательницу, которая лучше всех знала, кто с кем спит…
Девица оправила юбку, вымыла руки и, подмазав губы помадой, вышла.
— И что? — не выдержала Марина. — Ты ему сказала?
— Что сказала?
— Ну… это… Что любишь.
Рокси с
— Как же я ему скажу, если я с его папашей кручу шашни? Да и потом…
Она вдруг задохнулась, а ее губы затряслись.
Марина погладила ее по руке.
Чего это она так психует? Ну, женился. Так это не вчера произошло. С того момента страсти должны были поутихнуть.
— Ничего я ему не скажу, — мрачно произнесла Рокси. — Там такое творится… Может, уже никто не скажет.
— Как это?
— Пропали они оба. И Егор, и эта коза его рыжая. Машину прямо на шоссе расстреляли. А вчера Саше кассету прислали. Он мне, конечно, не показал, но я потом нашла и посмотрела.
Марина вцепилась Рокси в руку:
— Расскажи!
Рокси с сомнением посмотрела на нее, а потом все рассказала.
От кофе и сигарет внутри горело, но отказаться от них Боталов не мог. Расхаживая по кабинету с самого утра, как медведь-шатун, он не находил себе места. Стоило присесть, как неведомая сила подбрасывала его вверх, и он снова бегал из угла в угол, требовал кофе, курил, чувствуя, как в желудке растет прожженная адской смесью дыра.
Но самым ужасным было чувство собственной беспомощности и бессильная злоба. Часы тикали, колотя стрелками по голове. Каждая минута с садистской педантичностью напоминала, что шансы на благополучный исход тают.
Больше всего Боталову хотелось напиться, чтобы пережить эти страшные дни в забытьи.
— Да сядь ты, и без того мутит, — скомандовал Караулов.
Боталов сел и мрачно уставился на собеседника.
Миллиардер Юрий Караулов, чья племянница стала супругой Егора, похищение перенес легче: не дочь все-таки.
Другое дело его брат, Николай…
Оповещать его об убийстве шофера было ошибкой. Пережив первый шок, Николай покорно ждал вестей, подавив желание бежать в милицию. Перед глазами у него постоянно маячил истерзанный труп единственной дочери.
Когда Боталов позвонил Юрию Караулову и велел срочно приехать, тот решил не брать с собой брата. Сидя в кабинете Боталова за закрытыми дверями, он мрачно разглядывал стены, барабанил пальцами по столу, прихлебывал коньяк и думал.
— Ты уверен, что это он? — наконец спросил Караулов.
Низкий, бархатный голос ударил в стены и словно растворился в них. Боталов судорожно кивнул, сглатывая застрявший в горле комок.
Он не спал уже две ночи.
С того момента, как увидел своего шофера мертвым. Стоило забыться, как перед глазами всплывало страшное лицо с багровыми щеками, забрызганными кровью, и жуткую черную дыру в голове — кратер вулкана с застывшей красно-черной жижей…
Оказывается, не спать ночами очень просто.
— Молодец, ничего не скажешь, — зло прошипел Караулов. — Подсуетился. И ты тоже хорош! Какого хрена у тебя пацан без охраны?