Расследователь: Предложение крымского премьера
Шрифт:
Обнорский провел совещание в гостиной. Питерская бригада собралась вокруг стола с микрофоном и «совещание», предварительно отрепетированное в кухне, началось.
— В общем, так, мужики, — сказал Обнорский, — надо эту тему закрывать… слишком стало горячо.
— Ты чего, Андрюха? — удивился Повзло.
— А ничего! Надоело мне голову подставлять. Раз повезло, два повезло. А третий раз неизвестно, чем обернется… Могут и грохнуть.
— Это точно, — сказал Родя. — Ты-то, Коля, здесь сидел. Тебя хлороформом не травили, в наручниках не держали… Я с шефом согласен: надо сваливать
— Ну, допустим, — недовольно сказал Коля, — допустим… А бабки?
— А бабки с заказчика все равно сорвем, — заявил Обнорский. — Завтра с утра садимся писать итоговый отчет. Втроем за три дня накатаем такую пиццу — пальчики оближешь. И бабки наши.
— Э-э, — протянул Родя. — Еще три дня тут сидеть?! Аккурат пришлют какого-нибудь отморозка с автоматом.
— Не ссы, Родя… Не пришлют.
— Это бабка надвое сказала.
— Не бабка и не надвое. Это я, Родя, тебе говорю. Мы ребяткам знак подадим: все в порядке, сваливаем, не надо жестких мер.
— Какой же ты им знак подашь? — удивился Родион.
— Завтра с утра ты сходишь и купишь билеты в Питер.
— Ну и что?
— Да ничего. Раз за нами следят — а события Тараще точно доказали — следят… Раз за нами следят, то они про это замечательное событие тут же узнают. И сделают правильные выводы.
— Пожалуй что, — согласился Родион. — А что будем лепить в отчете? — спросил Повзло.
— А что есть, то и будем лепить: Горделадзе, сучонок, лил черный пиар через Интернет… Видимо, на людей Бунчука. Тот не большого ума, конечно. Ну и приказал с мудаком «разобраться». А у его подчиненных мозгов тоже не хватает. Разобрались так, что полный караул… Классический эксцесс исполнителя. Голову отрубили, чтобы спрятать пулю. Все стройно, логично. Пожалуйте бриться!
— Не особенно-то нашего заказчика устроит такой вывод, — сказал Коля.
— А меня это не колышет, — ответил Обнорский. — Я предупреждал, что мы — не шаманы и не волшебники.
Потом — для пущей убедительности — они полчаса обсуждали некоторые детали отчета. Потом отправились в кухню ужинать, оставив включенным телевизор.
Используя свои связи, Повзло добыл «кассеты Стужи». Разумеется, не бесплатно… С каждым часом количество копий обнародованных лидером соцпартии кассет увеличивалось. Они расползались по Киеву как тараканы по коммунальной квартире. Цены падали. Рассудительный Родя сказал:
— Если подождать пару-тройку дней — цена снизится вдвое, а то и втрое.
— А если подождать месяц, — сказал Обнорский, — то они вообще пойдут по цене песенок Киркорова… Времени ждать у нас нет. Садимся работать.
Втроем сели в кухне слушать. Это был нелегкий труд — часть записей оказалась весьма невысокого качества, — приходилось возвращаться обратно, прослушивать по два, по три, по пять раз. На пленке звучало много незнакомых питерским журналистам голосов. Назывались незнакомые имена, фамилии и даже клички… На удивление много употреблялась ненормативная лексика. По части матерщины представители украинской элиты не уступали грузчикам. Часть разговоров шла на украинском, и тогда Коле приходилось переводить. Процесс был утомительный и, откровенно говоря, малорезультативный… При этом следовало учитывать, что восприятие записи разговора сильно отличается от самого разговора. Магнитофонная пленка не может передать жестов и мимики, взглядов, которыми обмениваются собеседники. О многом слушатель может только догадываться.
Особенный интерес вызвал один фрагмент. На нем звучали голоса президента и министра внутренних дел Марченко:
"Бунчук: Этот грузин.
Марченко: А я. Мы работаем.
Б.: Я и говорю: вывести его, бросить. Отдать чеченцам. (Неразборчиво) а потом выкуп на хуй.
М.: Мы продумаем. Мы сделаем так, чтобы…
Б.: Значит, отвезти его, раздеть, бля, без штанов оставить, пусть сидит.
М.: Я бы сделал просто, бля. Мне сегодня докладывали. Мы обстановочку изучаем: где он ходит, как ходит. Там у нас на связи сидит… Еще немножко, немножко изучить, мы сделаем. У меня сейчас команда боевая. Такие орлы — все, что хочешь сделают. Значит, вот такая, бля, ситуация, на хуй.
Б.: Шо ты пиздишь?
М.: Ну я вам докладываю. Мы там немного прокололись.
Б.: Но он же сука, грузин, сука… Он же грязь кидает в Россию через Интернет… В Интернет через Россию.
М.: Ясно… Я Горделадзе не выпускаю из виду. Просто у нас возник вопрос… мы же это… Хотя уже есть контакты… Ну было, бля… из наружного наблюдения. Я хочу изучить его контакты.
Б.: Ты, бля, разберись — нет ли там команды, которые строчат эту грязь. Они уже заебали на хуй.
М.: У меня все есть. Но я хочу с него, с грузина… с первого. Как это… как Генеральная отреагирует? Номеров, насколько я знаю, у них нет…
Б.: А при чем Генеральная? Какая, бля, связь?
М.: Есть же заявление Горделадзе… Это же, на хуй, официальное заявление.
Б.: Ну и что?
М.: Заявление-то официальное.
Б.: И чего это каждая срань должна писать на Генерального прокурора… Вот подонок!"
— Да, — сказал Обнорский, — грустно…
— Куда уж дальше? — ответил Коля.
— Что думаешь — подлинная запись?
— Я не эксперт.
— Я знаю, что ты не эксперт. Я твое личное мнение спрашиваю, Николай… Ты же голоса всех этих ребят лучше знаешь.
Коля аккуратно сложил кассеты в стопку, сказал:
— Да уж, наслушался… Очень похоже на то, что записи действительно подлинные. Особенно похожи голос Бунчука, Латвина, Марченко. Бунчук опознается почти стопроцентно. По голосу, по интонациям, вообще — по манере говорить. Марченко — тоже… Про Латвина сказать трудно… Как-то он себя мало проявляет, неконкретно.
— Да, — согласился Андрей, — Латвин очень неконкретно бормочет.
— Зато Марченко совершенно конкретно, — сказал Родион. — Однозначно подтверждает, что за Георгием ходила наружка… и что орлы у него боевые — «все, что хочешь сделают».