Рассмешить богов
Шрифт:
— Что ты можешь о нем сказать?
— То есть? — слегка опешил Кантор. — Вы же знаете его намного лучше, что я могу сказать вам нового?
— Я имею в виду не общеизвестные сведения. Ты в него не заглядывал?
— Не помню… Кажется, нет. Или заглядывал и ничего не увидел. Или увидел что-то, чего не понял. Словом, если бы я увидел что-то интересное, я бы запомнил.
— Так-так… — еще больше оживился король и заинтересованно уставился на Кантора, подавшись вперед и облокотившись на стол. — Ну-ка давай вспоминать. Что ты мог такого увидеть,
— Ваше величество, — взмолился Кантор, — давайте я лучше еще раз в него загляну. Когда коронация?
— Послезавтра. Тебя я беру с собой.
— И Ольгу тоже?
— А что?
— Ее такие сборища угнетают и расстраивают. Она еще после прошлого раза не отошла, до сих пор переживает, как опозорилась перед всей мировой общественностью. Вы же знаете, как она болезненно воспринимает такие вещи. Ей все время кажется, что она хуже всех выглядит, что на нее все смотрят и насмехаются… Позавчера до слез дошло, а ведь она не слышала о себе всего того, что слышал я. Так ли уж необходимо ее таскать по светским мероприятиям? Вы ведь сами видите, что это причиняет ей боль.
Король выпрямился и опять откинулся на спинку кресла. Некоторое время он молчал, делая вид, что занят набиванием трубки, на самом же деле было видно, что он обдумывает ответ.
— Кантор, — сказал он наконец, — сейчас среди твоих знакомых крайне мало найдется людей, имеющих смелость нанести тебе оскорбление. По крайней мере, в глаза. Ты знаешь почему?
— Потому, что все знают, что из этого выйдет, — не замедлил с ответом Кантор. — Но при чем здесь я?
— А теперь вспомни, всегда ли так было?
— Нет, конечно.
— Именно. Репутацию человека, не умеющего прощать оскорбления, ты себе сам заработал. В благородных поединках и в примитивных мордобоях, побеждая и проигрывая, но ни разу не отступив и не оставив ни одного оскорбления без ответа. И разве неизбежные издержки поединков, ранения и побои, не были болезненны? Но ты же их пережил, и они лишь закалили твой дух.
— Ваше величество, — поморщился Кантор, — давайте не будем заниматься закалкой Ольгиного духа таким образом. Если ей надо будет, она его себе сама закалит. И сравнение вы выбрали, что в небо плюнули. Я мужчина и воин. А ей что, за волосы таскать каждую языкастую даму? В том числе из королевских семейств?
— Хорошо, — немедленно согласился король. — У меня есть сравнение получше, но об этом я не желаю говорить с тобой. Лучше я приглашу Ольгу и поговорю с ней. По душам, как в былые времена. А необходимость, о которой ты спрашивал, к сожалению, есть. Стоит лишь вспомнить последнее мероприятие, на котором она присутствовала. Как ни эгоистично с моей стороны это звучит, опозорилась она весьма продуктивно. Если бы опозорился я, было бы намного хуже. Для всех.
— Сравнение получше — это вы? — не смолчал Кантор. — Тоже не самое удачное.
— Ошибаешься, — усмехнулся король и сделал вид, будто сосредоточен на раскуривании трубки, которая якобы не желает раскуриваться. На самом
— А теперь скажи мне, будь добр, — король погасил спичку и поднял наконец глаза, — за что ты расквасил нос и подбил глаз соседу по комнате?
Хорошенькая перемена темы! Когда только узнать успел?
— Вам уже пожаловались? — нехорошо ухмыльнулся Кантор. — Это наше с ним дело, и мы сами разберемся.
— Охотно верю, что разберетесь, однако Флавиус был очень недоволен. И просил меня с тобой серьезно поговорить. Вот я и говорю: не смей калечить моих придворных, вредитель. Что он тебе сделал?
— Дайте я догадаюсь. Господин Флавиус не просил вас со мной поговорить, он хотел сделать это сам, но вы ему не позволили, зная, как я к нему отношусь.
— Кантор, ты не ответил на мой вопрос.
— А я и не собирался. Пусть потерпевший сам и ответит, раз уж взялся жаловаться.
— Он вовсе не жаловался, коль на то пошло. Но должен же он был как-то объяснить происхождение травмы, а у Флавиуса всякие «падения с лестницы» не проходят. Он тебе что-то сказал, что тебя так разгневало, или же попытался подшутить, как обычно бывает с новенькими? Должен заметить, что реагировать таким образом на шутки есть признак неуверенности в себе и…
— А так шутить есть признак идиотизма, — перебил его Кантор. — Пусть скажет спасибо, что я его не убил и не переломал пальцы. Не вмешивайтесь, и Флавиус пусть не вмешивается. Мы не дети. Можно подумать, вы не знаете, что «шутки» над новенькими — это обычно проверка, и если…
— Можешь не сомневаться, если ты хотел доказать, что с тобой шутить нельзя, то ты своего добился. Только скажи мне, хотя бы по секрету, если это не фамильная тайна или что-то вроде того, каким образом ты ухитрился ударить мага сквозь два щита?
— Так получилось, — развел руками Кантор. — Откуда я знаю, может, щиты были от чего-то другого.
Его величество хотел продолжить свои настырные расспросы, но, к счастью, ему помешали. В кабинете появился придворный маг в сопровождении телепата из департамента Безопасности и сообщил, что опять явился посланник от господина Дорса. Таким образом, разговор о побитом соседе благополучно увял. И хорошо, а то ведь король бы не отстал…
— Господа, займите свои места, — скомандовал король, доставая из сейфа бутылку. — Кантор, прежде чем занять свое место, допей все, что здесь есть. Мэтр, через пять минут пусть просят посланника войти. Кстати, это тот же или другой?