Расстрелять!
Шрифт:
– Вы свинья-я– я!!!
Занавес.
Из-под занавеса сдавленное:
– Сучёныш-ш-ш!!!
Чайник
При уходе и переводе с флота принято воровать что-нибудь на память: какой-нибудь кусочек сувенирного краеугольного кирпича могучего исполина, именуемого – «флот», кусочек чудовища…
Командир Криволапов – а такие ещё встречаются среди командиров – готовился к переводу со своего ракетного подводного
Он уже украл себе домой: холодильник «Морозко» с отвалившейся дверцей, лучшее украшение радиосвалки проигрыватель «Аккорд», бухточку провода и простынь дерматинового покрытия, которым в доме всегда найдется что покрыть.
Он утащил с корабля, потея от восторга, банки с воблой, компоты, сухофрукты, доски, шкафчики, нержавеющие трубы и наших дырявых тапочек двадцать пар.
Детские бульканья с пузырями вызывало в нём желание подчиненных помочь ему в этом ночном грабеже.
– Стой! – говорил он командиру боевой части, встречая его недалеко от лодки на снегу.
– Что-то я хотел тебе поручить, что-то хотел… какое-то задание… – мучился он.
– У меня уже есть задание, – старался командир БЧ, – списываю прибор…
– При чем здесь прибор? – досадливо махал рукой командир, как Диоген, которому мешали изобретать формулу счастья.
– Да, – вспоминал он наконец, – отправляйся сейчас на корабль и оторви мне там две железные полоски. Вот такие!
– Угольники? – участвовал командир БЧ в командирских исканиях.
– И угольники тоже, а это – вот такие! – и в воздухе рисовался чертеж очередной жертвы клептомании.
Прости, природа: когда ты создавала некоторых капитанов первого ранга, командиров лодок, ты вложила в них столько почек, что, распустись они все, – и можно было бы легко заблудиться в листве командирской души.
Пока мы отвлеклись, он увидел чайник. Тот стоял на палубе дебаркадера, перед дверью: крупный, никелированный, великолепный экземпляр. Гордость племени чайников: носик, крышка, зеркальные бока, гнездо под розетку – три литра внутрь, и можно ставить хоть на олимпийский огонь.
– Так! – сказал командир Криволапов, чувствуя желание немедленно обнять зазевавшийся чайник.
– Эй, кто там?! – крикнул он, обернувшись.
На этот зов откуда-то вылез матрос.
– Так, – сказал командир Криволапов, – возьмешь его – и ко мне в каюту!
Матрос подхватил беспризорника, а командир помчался дальше, навстречу восходящим лучам восходящей военной славы.
– Стой! – раздалось из потустороннего мира. – Куда!
Грязно-серая дверь дебаркадера открылась, и оттуда вылез грязно-серый работяга. Мать природа одела его в ватник, сапоги и кроличью
– Куда, говорю! – схватил он проходящий мимо чайник.
– Товарищ командир! – заверещал матрос. – Я, как вы сказали, так и сделал! Товарищ командир!
Командир Криволапов медленно повернулся спиной к серебристым лучам восходящей военной славы; на лбу его обозначились ребра жесткости, и лицо начало отчаянно принимать командирское решение.
– Ах, енто ты, значить? – прогундосил работяга…
Опустим занавес над этой душераздирающей картиной; занавес темный, с кистями, как цыганская шаль. Пусть наступит ночь и все затопит. Не будем рассказывать, как работяга, держа одной рукой чайник, а другой – командира за пуговицу, докладывал ему, в идиоматических выражениях, одну библейскую притчу.
Работяга был огромный-огромный, а командир такой маленький, мокренький, в шапке с ручкой…
За что, природа?
Как становятся идиотами
Шла у нас приемопередача. Не понимаете? Ну, передавали нам корабль: лодку мы принимали от экипажа Долгушина. Передача была срочная: мы на этой лодке через неделю в автономку должны были идти.
И вот, чтоб мы быстренько, без выгибонов приняли корабль, посадили нас – оба экипажа – на борт и отощали лодку подальше; встали там на якорь и начали приемопередачу.
Поскольку всем хотелось домой, то приняли мы её – как и намечалось, без кривлянья; часа за четыре.
Командир наш очень торопился в базу, чтоб к «ночному колпаку» успеть. «Ночной колпак» – это литровый поток на ночь: командир у нас пил только в базе.
Тронулись мы в базу, а нас не пускают – не даёт «таможня» «добро».
В 18 часов добро не дали, и в 20 – не дали, и в 21 – не дали: буксиров нет.
В 22 часа командир издергался до того, что решил идти в базу самостоятельно: без буксиров.
Только мы пошли, как посты наблюдения и связи – эти враги рода человеческого – начали стучать о нас наверх.
Наверху всполошились и заорали:
– Восемьсот пятьдесят пятый бортовой! Куда вы движетесь?
«Куда, куда»… в дунькину кику, «куда». В базу движемся, ядрёна мама!
Командир шипел радистам:
– Молчите! Не отвечайте, потом разберёмся!
Ну и ладно. Идем мы сами, идем – и проходим в базу.
А оперативный, затаив дыхание, за нами наблюдает; интересно ему: как же эти придурки без буксиров швартоваться будут.
– Ничего, – говорил командир на мостике, – ошвартуемся как-нибудь…