Рассудите нас, люди

Андреев Александр Дмитриевич

Аркадий вскочил.

— Кто? Я подлец?..

Кирилл Сез вразвалку придвинулся к столу и, нависая над Борей, произнес внушительно и с угрозой:

— Ты, Берзер, умеешь речи толкать. Мы это знаем. Можешь и дальше продолжать упражнения. Но по другим мотивам. А оскорблять личность не имеешь права. Не позволим! — И с достоинством вернулся на место: защитил дружка.

— Тоже мне личность! — Боря едва заметно улыбнулся. — Бородатая...

— И это не твое дело! — крикнул Вадим.

— Вы на меня не наскакивайте, — заявил

Боря бестрепетно. — Вы — котята слепые, не видите, с кем водитесь, кого защищаете. Растворов — продукт враждебного нам мира, червь, подрывающий наше единство. Вот он что такое. Мне давно известны некоторые стороны его деятельности. Он полон презрения к людям...

Аркадий перебил, ухмыляясь.

— Позволь, давай уточним: к каким людям? К этим? — Он с высокомерием вскинул бороду в сторону Алеши и Петра. — Это люди? Ты сделал для меня открытие. По-моему, это лишь строительные машины различных мощностей. Правда, одушевленные.

Кирилл Сез громко и отрывисто хохотнул, Вадим склонился, чтобы скрыть злорадную усмешку. Алеша побледнел. Он рванулся было ответить Аркадию, но Петр сдержал его:

— Сиди.

Ребята зашумели:

— Ничего себе — будущий инженер-строитель!

— Вот это комсомолец!

— За такие слова из комсомола вон!

Никогда я не испытывала такой злости к человеку, как в тот момент. — ужасно обидно было за Алешу и за Петра. Я подлетела к Растворову,

— Сам-то ты кто такой? — крикнула я. — Наглец — вот ты кто. Спекулянт несчастный!..

Кажется, только такое обвинение могло встревожить его. Ребята сразу притихли. Аркадий весь подобрался, ощетинился: не ожидал нападения с моей стороны. Зрачки от бешенства сузились и кололи, как острия иголок. Ноздри напряглись. Но спросил глухо и сдержанно:

— Я тебе, — лично я и лично тебе, — продавал что-нибудь?

— Да. Продавал.

— Докажи.

— Докажу, — сказала я настойчиво. Мне хотелось его уничтожить. — Из-за границы отец шлет посылки с вещами, а ты все это тут сбываешь.

— Клевета!

Я оглянулась на Берзера— он должен меня поддержать.

— Это не клевета, — подтвердил Боря. — Нам всем известно, Растворов, что ты замешан в торговых махинациях.

Аркадий хлопнул ладонью по столу, прохрипел оскалясь;

— Прекратите безобразия! У вас нет доказательств!— Листки протокола, который вела одна из девушек, от удара слетели на пол, и Аркадий гневно отшвырнул их ногой под стол. — Вот ваши доказательства!..

Борис Берзер медленно поднялся, кровь отлила от его лица. Они стояли, разделенные столом, и смотрели в глаза друг другу.

— Подними, — проговорил Берзер. — Подними листки. Если забыл, где находишься, мы напомним.

— Я знаю, где нахожусь, и произвола не допущу!

— Подними листки, — повторил Берзер.

Аркадий принужденно нагнулся, подобрал бумаги и положил на край стола.

— Мы знаем и про кофточки, и про юбки, и про ковры, и всякое другое барахло,

которым ты торговал, — сказал Боря, садясь на место.

— И доказательства есть, — подтвердила я; меня бил озноб от возбуждения, от запальчивости. — Попросите сюда Елену Белую...

Петр Гордиенко добавил, напоминая Аркадию:

— Которой ты угрожал расправой.

— Я не угрожал.

— За что же тебя назвали фашистом?

Аркадий проворчал что-то невнятное и отодвинулся к Сезу и Вадиму, сел между ними.

Берзер мигнул студенту, сидящему у двери:

— Володя, выйди, поищи Лену...

Как только Володя скрылся за дверью, в аудитории наступила тишина. Кирилл Сез опять подступил к столу и опять всей своей массивностью навис над Берзером:

— Я категорически против вызова Елены. Я против очных ставок и перекрестных допросов. Что это — заседание бюро или суд?

— Да, суд, — сказал Боря, — если тебе так хочется.

Я подумала: хорошо бы почаще устраивать такие суды над бесчестьем, над стяжательством, индивидуализмом, мошенничеством и выносить бы самые беспощадные приговоры, а не ждать, когда все это само по себе куда-то исчезнет!..

Вошла Елена Белая, остановилась у двери, бледная и поразительно красивая. На ней была бледно-голубая вязаная кофта, купленная у Аркадия, и темная плиссированная юбка.

Аркадий исподлобья, выжидательно взглянул на нее и отвернулся, мрачно теребя бороду.

Борис Берзер спросил:

— Лена, ты знаешь, зачем мы тебя пригласили?

— Да.

— Что ты скажешь по этому поводу?

— Ничего.

— То есть как?

— Не скажу — и все.

Кирилл Сез опять хохотнул. Я была озадачена.

— Лена, что с тобой?

— Ничего. — Она стояла, прислонившись спиной к двери, заложив руки назад. — Ребята, не спрашивайте меня об этом. Пожалуйста.

— Ты его боишься?

Елена взглянула на Аркадия. Зрачки его теперь то расширялись, то сужались, точно дышали жадно и нетерпеливо.

— Нет, не боюсь, — проговорила она и как будто с облегчением вздохнула. — Раньше боялась, теперь не боюсь. Занимается он спекуляцией или нет, это ведь не должно иметь решающего значения при разборе этого человека. Это лишь одна грань его существа. Он по духу своему, по убеждениям, по цели в жизни — дать людям поменьше, а урвать от них побольше — чужой для нас человек. Вот и все.

— Демагогия! — бросил Аркадий через плечо; он опять повеселел: обвинение в спекуляции не состоялось, а оно — главное.

Елена по-прежнему стояла у двери, не двигаясь, опустив голову.

Я позвала ее:

— Лена!.,

— Если тут выступала Женя, — произнесла она с большим принуждением, — то она сказала правду.

— Мы в этом были уверены, — отметил Борис Берзер. — Ты еще что-то хочешь сказать, Лена?

— Да. — Она взглянула на Аркадия и потупилась.

— Говори, здесь все свои, — подбодрил ее Берзер.