Рассвет костяной волшебницы
Шрифт:
Она медленно вздыхает.
– Я потеряла Свет, Бастьен.
Все внутри переворачивается от этих слов.
– Что?
– Скованная напала и на Казимира. А когда начала вытягивать из него Свет, то он начал исчезать и у меня.
У меня перехватывает дыхание на мгновение. Мысль о том, что Аилесса могла лишиться души, слишком ужасна.
– Т-ты в порядке?
Свет нужен всем, но для Леурресс он особенно важен. Если они не получают его от луны и звезд Элары, то истощаются и слабеют. А Свет, украденный Скованными, восстановить нельзя.
– Сколько она утянула из
– Не очень много. Я в порядке. – Она сжимает зубы. – Но разве ты не видишь? Я должна остаться здесь, пока не найду кости благодати, чтобы в следующую Ночь Переправы загнать всех Скованных во Врата. – Аилесса выпрямляется. – Я все исправлю, как только моя famille примет меня в качестве matrone.
Я смотрю на нее, чувствуя, как учащается пульс. Нас с Аилессой уже разделяли на мосту душ, но я смог пробиться обратно к ней.
– Так ты хочешь, чтобы я оставил тебя здесь, когда Скованные вырвались на свободу и могут высосать Свет твоей души через Казимира?
Она прищуривается, услышав резкие нотки в моем голосе.
– Я всю жизнь училась сражаться со Скованными.
Я сужаю глаза. От злости на нее. Но еще больше на себя за то, что боги не выбрали меня ее amoure. Да, это неразумно, недостижимо, и от меня ничего не зависело. Но мне ненавистно, что она плюет на опасность, чтобы защитить жизнь и душу другого парня… который к тому же прячет ее кости благодати.
– Разве… – Голос срывается, и мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы продолжить. – Разве я могу отпустить тебя?
– Доверься мне, – в ее голосе звучит не меньше раздражения, чем у меня.
– Аилесса, прошу…
Она вздрагивает, когда я тянусь к ней, и вновь отступает немного назад. А мне вдруг кажется, что между нами образуется пропасть, хоть и не понимаю, что ее породило.
– Ты же знаешь, что я чувствую к тебе, Бастьен. И это не изменится, что бы ни случилось.
– Что бы ни случилось? – внутри все сжимается от разрастающейся боли. – Что это значит?
Она качает головой, словно и рада бы все объяснить, но и сама не понимает, что происходит. И вдруг будто сдерживающие ее путы лопаются. Аилесса бросается ко мне и обхватывает руками мою талию. А затем изо всех сил сжимает дрожащими руками. Но из-за факела и меча я даже не могу обнять ее в ответ. И все еще чувствую, как она ускользает от меня. Как же легко представить ее в короне и на троне рядом с Казимиром. Она родилась, чтобы стать королевой.
А может, боги выбрали ей именно такую судьбу – чтобы она правила Леуррессами в Южной Галле? Тогда я проклинаю таких богов. Аилесса не их пешка, но они почему-то чинят ей препятствия на каждом шагу, вынуждая двигаться в нужном им направлении. Не позволяют ей самой решать, как жить.
Но что бы произошло, появись у нее такой выбор? Если бы на кону не стояла чья-нибудь жизнь?
Выбрала бы она меня?
Она медленно втягивает воздух и выдыхает, а затем отступает назад.
– Уходи, Бастьен.
Она прижимается губами к моим губам, и все эмоции, словно по щелчку, исчезают
Приходится призвать все свои силы, чтобы отойти от нее. Я засовываю меч за пояс, подхожу к краю колодца и спускаюсь на три ступени, а затем замираю. Но не позволяю себе смотреть на нее. Потому что проститься будет еще сложнее.
– Когда решишь сбежать из замка…
– Я сбегу.
– …можешь найти меня с Жюли и Марселем в квартире Бердин.
Я объясняю, что она находится в квартале борделей над таверной «Ле Кер Персе», что переводится как «Пронзенное сердце».
Как же иронично.
Спускаюсь еще на одну ступеньку, и сила воли покидает меня. Я смотрю на Аилессу. В ее глазах застыли слезы. А густые каштановые волосы чуть подсохли и выглядят растрепанными. Змеи вьются вокруг ее ног, но не осмеливаются подползти ближе, словно ее красота неприкосновенна.
– Я люблю тебя, Аилесса.
Она делает глубокий вдох:
– Я тоже люблю тебя, Бастьен.
В горле встает ком.
– До встречи.
И я спускаюсь в колодец.
10. Аилесса
Измученная и удрученная, я наконец добираюсь до третьего этажа Бо Пале и ковыляю в покои короля Дюранда. Но Казимира там нет. Я вздыхаю, понимая, что сил его искать не осталось. «Он точно жив, – говорю себе я. – Ведь будь иначе, умерла бы и я». К тому же уже наступил рассвет. Гадюки уползают из замка так же быстро, как появились, а первые лучи солнца за окном рассеивают грозовые тучи. Наверное, это должно обнадеживать, но я не чувствую ничего подобного.
Я опускаюсь в кресло, стоящее рядом с кроватью с балдахином. Тела короля в ней нет. Скорее всего, его унесли слуги. Я взываю к Эларе, молясь, чтобы его душа обрела покой, но у меня тут же все сжимается внутри. Его душа погибла.
Наклонившись вперед, я прижимаю тыльные стороны ладоней к слезящимся глазам. Может, я и спасла Каза от Скованной, а Бастьена от змей, но король погиб… и, скорее всего, с ним еще несколько человек в замке. Вот только этого бы не произошло, если бы я не проторчала в замке так долго, а вернулась домой и возглавила свою famille. Но я все еще здесь. И сама так решила.
Меня вновь охватывает пугающее чувство, словно меня разрывает пополам. Может, так болит душа, рвущаяся на части. Сабина бы сказала, что это не так. Ей всегда удавалось подбодрить меня мудрыми фразами, а потом рассмешить какой-нибудь чепухой. Вот что сейчас придало бы мне сил.
Аилесса… Аилесса…
Мама?
Ее вкрадчивый голос зовет меня, но звучит приглушенно, словно она находится под водой. Неужели я заснула? Я решаюсь пойти на этот звук. Меня окружает полнейшая темнота, как бывает в катакомбах, куда не проникает свет луны и звезд. И вдруг впереди появляется удивительно красивая Одива. Ее все так же украшают пять костей благодати, а сапфирово-синее платье, как и кончики волос цвета воронова крыла, слегка колышутся.