Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
Шрифт:
— Они будут жить в отдельном помещении, или ты хочешь, чтобы она была с тобой постоянно? — Пунакс взглянул на Атрета с понимающей улыбкой. — Тебе, возможно, придется проводить время среди своих поклонников.
Атрет понял его намек и испытал при этом необъяснимое раздражение.
— Я хочу, чтобы она была со мной рядом, но не настолько рядом, чтобы она была в моей постели. — Рицпа покраснела и сердито посмотрела на Атрета. — Если я сам того не захочу, — добавил он.
— Считай, что все решено, — сказал Пунакс и встал,
Атрет растерянно посмотрел на Рицпу.
— Ты выглядишь такой смущенной, моя госпожа. Я что–то не так сказал?
— Ты прекрасно знаешь, что ты сказал и на что ты намекал своему другу.
— Он мне не друг, и лучше дать ему понять, что ты всецело принадлежишь мне.
— По–моему, это и так ясно из того, что я пришла сюда вместе с тобой.
— Но об этом нужно было сказать определенно.
Рицпа продолжала чувствовать, как люди по–прежнему пристально смотрят на них, и ей от этого было крайне неуютно.
— Ты уверен, что мы здесь будем в безопасности? — Атрет сжал губы, и Рицпа огляделась вокруг. — Я никогда не предполагала, что ты был здесь так знаменит.
Он медленно повернул голову. Его тяжелый и неприветливый взгляд заставлял любопытных постояльцев тут же отворачиваться.
— В том, что тебя знают, есть свои преимущества, — удовлетворенно сказал он, и на его лице не осталось и следа от растерянности.
— Какие преимущества? Бато уже предупреждал тебя о Домициане. Теперь твоя жизнь полностью в руках Пунакса, который, конечно же, раструбит всему городу о том, что ты здесь.
— Я не намерен здесь задерживаться.
— Ты можешь задержаться в Риме до конца своих дней, если брат императора захочет заковать тебя в цепи.
Он сверкнул на нее глазами.
— Женщина, почему ты всегда испытываешь мое терпение? — Он угрожающе наклонился в ее сторону.
Какой невозможный человек!
— А почему ты все время злишься, когда тебе что–то говорят? Ты подвергаешь здесь опасности себя, а заодно и Халева. И еще считаешь, что мне это должно нравиться.
Атрет проговорил сквозь зубы:
— Мне все равно, нравится тебе это или нет. Мне нужны деньги, чтобы добраться туда, куда мы направляемся. Это самый чистый и быстрый способ, который мне только приходит на ум.
— Самый чистый?
— Да, я знаю, что ты предпочла бы увидеть меня на арене.
Рицпа хотела бы, чтобы он доверился Феофилу, но знала, что если она только заикнется Атрету о нем, тут же об этом пожалеет, особенно сейчас, когда германец в таком настроении. Она уже давно поняла, что Атрет никогда не ищет себе простых путей, особенно сопряженных с ущербом для его гордости.
— Нет, я не хочу видеть тебя на арене. Я хочу, чтобы ты был в безопасности и в мире с самим собой и с Богом.
— И ты думаешь, что это произойдет, если я доверюсь этому твоему кровавому сотнику?
— Феофил дважды спас тебе жизнь. Он
— Самый короткий путь домой лежит через арену, — резко оборвал ее Атрет. Он провел руками по волосам. — Там я либо получу золото, либо погибну. И в обоих случаях буду победителем.
Испугавшись, Рицпа уставилась на него.
— Но ты же не хочешь сражаться!
— На самом деле хочу. Если бы ты знала, как я этого хочу!
Рицпа помолчала, всматриваясь в его лицо.
— Если на такие мысли тебя натолкнул мой ядовитый язык, прости меня, Атрет, пожалуйста, — сказала она, коснувшись ладонью его щеки, — тебе есть ради чего жить в этом мире, и не надо больше думать об этом.
От ее прикосновения в нем взыграли чувства, пробудилась чисто физическая страсть, а также более глубокие желания, которые он не мог осознать. Он посмотрел ей прямо в глаза. Ее глаза широко распахнулись, и она убрала свою руку от его щеки.
— Почему ты все время неправильно меня понимаешь? — сказала Рицпа и отвернулась.
Атрет повернул ее лицо к себе и иронично улыбнулся.
— Может быть, мне и есть ради чего жить, только я не уверен в том, что причины, которые приходят мне на ум, совпадают с твоими. — Ему нравилось, когда краснели ее щеки, нравилось тепло ее кожи, когда он прикасался к ней кончиками пальцев.
Рицпа отклонилась от его прикосновения.
— На нас люди смотрят, — сказала она, смутившись.
— Прекрасно. Теперь они будут знать, что от тебя надо держаться подальше.
Пунакс пришел, указал им путь наверх и открыл дверь в просторную спальню. Рицпа продолжала стоять в коридоре, пока Атрет не взял ее за руку и не ввел в комнату.
— Тебе сюда, моя госпожа, — сказал Пунакс. Он показал Рицпе небольшую смежную комнату, которая предназначалась для слуг богатых вельмож, и оставил ее там.
Рицпа услышала, как он спросил Атрета:
— Достаточно близко? Или лучше отправить ее в отдельную комнату, из которой не было бы выхода в твою?
— Здесь ей будет хорошо.
— А если ты захочешь пригласить других женщин?
Атрет что–то тихо ему сказал, затем отпустил его.
Пунакс ушел, и Рицпе стало страшно. «Атрет вернулся в Рим, — уже кричал кто–то под окнами. — Его можно увидеть в гостинице Пунакса, гладиатора Большого Цирка!» Через несколько часов вокруг гостиницы было полно народа. Пунакс стал брать плату за вход в гостиницу, и чем больше прибывало посетителей, тем выше становилась плата.
Атрет согласился провести несколько часов на первом этаже, чтобы посетители могли его видеть, но при этом он совсем не собирался развлекать их историями о своих схватках на арене. У него не было ни малейшего желания разговаривать с кем–либо из тех, кто к нему подходил. Женщин его молчаливость интриговала, мужчин — приводила в негодование.