Рассвет страсти
Шрифт:
– В Бэньярд-Холле вас, конечно, тоже покормят, – сказал он, – но я полагал, что вам не помешает подкрепиться в пути.
Она впервые вгляделась в него. Очень приятный молодой человек с мягкими серыми глазами и серьезным, задумчивым лицом. Как и хозяин, он не носил парика, и его русые волосы были аккуратно перевязаны сзади; одежда его была сшита из более дешевого материала, чем у Ридли, и выдержана в мрачных, унылых тонах. Он походил на деревенского пастора – не хватало только стоячего белого воротничка.
– Вы самый добрый человек из всех, кого я встретила после того, как приехала в Англию, мистер Бриггс, – сказала Аллегра.
– Спасибо
– Да, вы правы, я приехала из Колоний, – подтвердила Аллегра. Больше она пока ничего не скажет ни ему, ни его хозяину. Девушка шевельнулась, пытаясь сесть поудобнее, и почувствовала, как по ее спине стекает струйка крови.
– Боюсь, я измазала кровью ваш камзол, – обронила она.
Бриггс на мгновение сжал зубы.
– Сэр Генри – просто варвар.
Аллегра рассмеялась:
– Сэр Генри – гордый человек, а я швырнула ему в лицо половину его обеда. Не знаю, что явилось для него большим оскорблением – уязвленная гордость или потеря жаркого. – Девушка опять рассмеялась низким грудным смехом. – К тому же он предоставил милорду Ридли возможность сыграть роль странствующего рыцаря, приходящего на помощь даме.
Бриггс сдвинул брови:
– Сыграть роль? О чем вы? Его милость спас вам жизнь.
– Вздор, – сказала Аллегра и презрительно фыркнула. – Сэр Генри слишком много ест. Он с трудом двигался. Право же, еще немного – и его хватил бы апоплексический удар. Так что он едва ли смог бы стукнуть меня еще, не говоря уж о том, чтобы засечь меня до смерти.
Бриггс покачал головой.
– Разве вы не слышали о так называемом Черном законе? Ну да, конечно, – добавил он, увидев озадаченное выражение ее лица. – Как же я не подумал: ведь вы жили в Америке. Парламент принял этот закон в прошлом году, чтобы поставить заслон браконьерству. Согласно ему, браконьерство является преступлением против общего блага и карается повешением.
Аллегра уставилась на него в изумлении:
– Но в Англии всегда были браконьеры! Их было по крайней мере столько же, сколько воров и грабителей с большой дороги, но общественному благу они угрожали куда меньше.
– В последнее время браконьеры стали сбиваться в шайки, – объяснил Бриггс. – Они вторгаются в огороженные парки, наводняют частные леса и истребляют оленей и другую дичь. Более того, они изменяют свою внешность, мажут ваксой лица, чтобы их не опознали. Это не понравилось нашему достопочтенному министру сэру Роберту Уол-полу [1] и его друзьям, и было решено, что браконьеры подлежат смертной казни, если они совершили преступление, будучи вооруженными и изменив внешность.
1
Уолпол, сэр Роберт, граф Оксфорд (1676–1745) – английский государственный деятель; в 1721–1742 гг. он фактически был первым в Англии премьер-министром при королях Георге I и Георге II, хотя юридически такого поста еще не существовало. – Здесь и далее примеч. пер.
Аллегра кивнула в знак того, что теперь ей понятна опасность, в которой она находилась.
– Стало быть, действие этого закона распространяется и на женщин, одетых…
– …в
Не одна беда, так другая. Губы Аллегры тронула невеселая улыбка.
– И теперь лорд Ридли надеется, что в благодарность за спасение я пожертвую ему свою добродетель?
Бриггс откашлялся и уставился на пряжки своих башмаков.
– У его милости этого и в мыслях не было, – ответил он, краснея.
– Но он же наверняка рассчитывал что-то получить, верно? Ни за что не поверю, что он позволил сэру Генри осрамить себя просто так. Ведь тот назвал его трусом из Бэньярд-Холла.
Произнеся это, девушка нахмурилась. Соседство этих двух слов: «трус» и «Бэньярд» – показалось ей оскорбительным для гордого имени ее семьи. – Это правда? – спросила она. – Он трус?
Бриггс покраснел еще больше.
– Лорд Ридли – человек, имеющий множество добродетелей.
– Но он действительно трус, как сказал сэр Генри? Он и впрямь боится драться на дуэли?
– Его милость… не снисходит до принятия вызовов, – неохотно ответил Бриггс.
– Вы не только добры, мистер Бриггс, но к тому же отличаетесь еще и редкой преданностью. Не понимаю, почему вы унижаете себя, работая на такого бесчестного человека.
– У его милости много качеств, достойных восхищения. Кроме того, я почитаю своим долгом верой и правдой служить тому, кто меня нанял.
– Неужели и другие слуги в Бэньярд-Холле так же преданы своему господину?
Бриггс помрачнел:
– Увы, нет. Им это не дано. Они служат лорду Ридли, потому что он им хорошо платит, и увольняются, когда… когда жизнь в Бэньярд-Холле начинает им надоедать. Но я – другое дело, ибо я родился джентльменом.
– И наверняка останетесь им, несмотря на ваши стесненные обстоятельства.
Он пристально посмотрел ей в лицо, и она увидела сострадание в его глазах.
– А вы… кем родились вы, мисс Аллегра? Вы явно не принадлежите к простонародью, невзирая на ваши лохмотья.
Девушка вздохнула:
– Я родилась для того, чтобы страдать, мистер Бриггс.
– По крайней мере пока жив нынешний барон Эллсмер?
– Простите, но это вас не касается, – мягко произнесла она.
Управляющий склонил голову в знак того, что принимает упрек.
– И ваша фамилия, конечно, не Макуорт? – спросил он после недолгого молчания.
– Конечно, нет. Я взяла ее с надгробного камня на кладбище. Мне нравится, как она звучит.
Дальше они ехали молча, медленно поднимаясь к длинной гряде холмов, называемой Уэнлок-Эдж. Все время, пока карета, покачиваясь и скрипя, катилась по дороге, Бриггс не сводил с Аллегры глаз, но в его взгляде не было ни неодобрения, ни вожделения, а только участие, и вскоре она расслабилась и всецело предалась своим мыслям. Сильно ли изменился Бэньярд-Холл? Остались ли еще там слуги, которые знали Бэньярдов? Аллегра надеялась, что нет. Все еще больше усложнится, если ее узнают. Впрочем, с тех пор как она покинула Англию, прошло восемь долгих лет. Наверняка Уикхэм успел заменить всех слуг, которые были преданы Бэньярдам. А теперь при Ридли слуги в Бэньярд-Холле вообще не задерживаются, если она правильно поняла Бриггса.