Рассвет
Шрифт:
Глава VI
Прошло некоторое время, прежде чем Филипп смог решить, пойдет ли он на свидание с Хильдой, или нет. Во-первых, в целом он чувствовал, что это небезопасно, поскольку встречи при лунном свете с такой очаровательной девушкой, как Хильда, дойдя до мисс Ли, вполне могут быть неправильно истолкованы. Во-вторых, в частности он опасался, что она не проявит к нему нежных чувств – и это вынудит его действовать совсем иначе. В двадцать один год к оскорблению собственных чувств относятся болезненно… а сами чувства порой имеют обыкновение заявлять о себе весьма неловким способом.
Часто бывает, что нам ужасно хочется совершить какой-то поступок – и он, должно быть, воистину плох, если мы сами не
Филип решился пойти на свидание.
Однако тем же вечером, сидя в назначенном месте и ожидая женщину, от которой он собирался отказаться, но которую любил со всей силой своей необузданной натуры, Филип неожиданно стал рассматривать все происходящее с иной стороны, чувствуя, как его решимость потихоньку тает… То ли выбранное для свидания место повлияло на его нервы, то ли ночное безмолвие, казавшееся ему совершенно оглушительным и гнетущим, то ли страх перед будущими горькими словами, то ли предвидение болезненного расставания – ибо он знал о Хильде достаточно, чтобы понять, что оно будет болезненным, и она действительно больше никогда не побеспокоит его… одним словом, какие-то из этих обстоятельств повлияли на него так сильно, что он совсем разволновался и впал в привычную депрессию. Более того, все скрытые до поры темные стороны его души неожиданно пошли в рост под воздействием этой мрачной атмосферы. Суеверия и предчувствия вспыхнули в душе Филипа. Он сам населял пространство вокруг призраками, порожденными его собственным разумом – и боялся своих мыслей. Ему бы сбежать – но он не мог этого сделать; оставалось только наблюдать за мерцанием лунного света на мирной глади пруда – и ждать.
Наконец, она пришла – быстрым, каким-то тревожным шагом, и он, хотя всего несколько минут назад и страшился ее появления, теперь приветствовал ее с каким-то болезненным нетерпением. Ибо наши чувства, какой бы природы они ни были, ничтожны и поверхностны в сравнении с нашими страхами. Мы боимся беды – мнимой или настоящей, нас страшит неизвестность, и если речь идет о ментальной сфере, то можем броситься даже в объятия злейшего врага, подобно утопающему, который тянется к брошенной ему веревке.
– Наконец-то! – сказал Филип с облегчением. – Как вы поздно!
– Я не могла уйти раньше. К ужину приехали гости, – тут голос Хильды смягчился. – Как вы бледны. Вы не заболели?
– Нет, просто немного устал.
Они замолчали, стоя лицом друг к другу; каждый был занят своими мыслями – и каждый боялся выразить их словами. Филип попытался что-то сказать, но голос подвел его; сердце юноши билось так сильно, что, казалось, мешает ему дышать.
Наконец, девушка прислонилась к стволу сосны, словно ища у дерева поддержки. В ветвях шептал что-то ночной ветерок. Хильда заговорила холодным ясным голосом.
– Вы просили меня встретиться с вами здесь этим вечером. Вы что-то хотели мне сказать? Нет, не отвечайте: возможно, мне лучше высказаться первой. Да, у меня точно есть что сказать вам, и это, возможно, каким-то образом изменит и ваши мысли. Послушайте: помните ли вы, что произошло между нами почти месяц назад, когда я проявила слабость и позволила вам увидеть, как сильно я вами увлечена.
Филип поклонился в знак согласия.
– Очень хорошо. Сегодня вечером я пришла не на любовное свидание. Я желаю сказать вам, что подобные слова никогда более не будут произнесены, и я собираюсь сделать все, чтобы подобные признания были
– Уезжаете?! – ахнул Филип. – Когда?
Ведь именно этого он и хотел, это и было бы лучшим выходом – и все же слова, которые должны были стать для него утешением, обрушились, словно ушат ледяной воды, и сделали его совершенно несчастным.
– Когда… должно быть, завтра же утром. В Германии заболел мой родственник, единственный из оставшихся у меня. Я никогда его не видела, но мне все равно, это для меня повод уехать. Я уеду – и не вернусь. Я уже сказала Марии, что должна ехать. Она плакала из-за этого, бедная девочка.
При этих словах все благие намерения Филипа испарились; он знал сейчас только одно – если ему не удастся заставить Хильду изменить свое решение, то он потеряет навеки женщину, которую обожает, обожает страстно… женщину, чья надменная гордость для него стократ очаровательнее, чем нежная тихая любовь бедной Марии Ли.
– Хильда, не уезжайте! – воскликнул он, хватая ее за руку, которую она немедленно отдернула. – Не покидайте меня! Вы же знаете, как я люблю вас!
– Даже если предположить, что это правда, что вы любите меня – почему я не должна уезжать? К несчастью, и я люблю вас… и не могу более терпеть ежедневное унижение – бедная немка-компаньонка, у которой нет ничего, кроме ее красоты, и которая должна уступить, отойти в сторону ради той, кого я тоже люблю! Вы говорите, что любите меня, просите меня остаться – но скажите, какова ваша цель? Вы собираетесь воспользоваться моими чувствами, чтобы сделать меня своей любовницей? Говорят, такое часто предлагают женщинам в моем положении – ведь состоятельные джентльмены считают глупой идею жениться на таких. Если это так – откажитесь от подобной идеи, Филип, ибо я говорю вам: я скорее умру, чем опозорю свое древнее имя лишь ради удовлетворения собственных чувств. Я знаю, что вы, англичане, любите деньги и не слишком задумываетесь о расе своих избранниц, если они богаты; а вот мы к чистоте крови относимся иначе! Возможно, и вы посчитали бы брак со мной мезальянсом – но ведь и мне не с чего гордиться таким союзом. Ба, Филип! Мои предки были принцами королевской крови, когда ваши предки пасли свиней в этих дубравах! Я могу рассказать о тридцати поколениях моей семьи по родовому гербу, я принадлежу к благороднейшему дому – и я не стану первой, кто опозорит этот герб и этот дом. Полагаю, я высказалась достаточно ясно, хотя, возможно, и не слишком деликатно. Теперь нам осталось произнести лишь одно слово, и слово это – «прощайте»!
С этими словами она протянула Филипу руку, но он ее, казалось, не заметил; на самом деле, он едва ли слышал половину того, что она сказала. Через несколько мгновений он поднял голову; на лице его отразились следы ужасающей душевной борьбы. Это лицо было смертельно бледным, и под глазами залегли ужасные черные круги.
– Хильда, – хрипло сказал Филип. – Не уезжай… Я не могу тебя отпустить. Я женюсь на тебе.
– Подумайте о том, что вы говорите, Филип. Не будьте столь опрометчивы. Я не хочу принуждать вас к этому браку. Вы любите деньги. Вспомните, что Мария со всем ее имуществом только и мечтает стать вашей женой, вспомните, что у меня нет ничего, кроме имени и красивой внешности. Взгляните на меня!
Тут Хильда шагнула в столб лунного света, падавший между деревьями, сорвала с головы и плеч косынку и предстала перед Филипом во всем блеске своей красоты, еще более ошеломляющей в таинственном сумраке ночи.
– Осмотрите меня повнимательнее! – продолжала девушка с горьким сарказмом. – Вглядитесь в черты лица, оцените стать… иначе вас может разочаровать сделка, и вы станете жаловаться, что вложили деньги в негодный товар. Помните также, что несчастный случай, болезнь, да и просто течение времени однажды могут снизить ценность моей красоты… Обдумайте все хорошенько, прежде чем я отвечу на ваше предложение!