Рассвет
Шрифт:
— Раз уж я взвалил на себя обязанности вожака, альфы, — объяснил Джейкоб, — вполне логично соблюсти и прочие формальности.
Так что Ли по статусу полагалось быть на подхвате у Джейкоба, а раз Джейкоб ни на шаг не отходит от Ренесми…
В общем, наше вынужденное соседство счастья Ли не добавляло — но она была единственным исключением. Счастье пронизывало всю мою нынешнюю жизнь, выплетая основной узор на гобелене судьбы. Настолько, что и с Джаспером мы сошлись теснее, чем я могла бы представить.
Сначала, правда, меня это раздражало.
— Зря он! — жаловалась я Эдварду как-то вечером, когда мы уже
— Да нет же, Белла, никто в тебе не сомневается! — начал разубеждать Эдвард. — Просто ты ведь знаешь Джаспера — его как магнитом тянет к положительному эмоциональному заряду. А ты, любимая, буквально светишься от счастья.
И Эдвард обнял меня крепко-крепко. Для него не было большей радости, чем видеть, каким восторгом я переполняюсь от новой жизни.
Я действительно почти все время пребывала в эйфории. Мне не хватало дня, чтобы отдать все свое обожание дочке, не хватало ночи, чтобы сполна насладиться любовью Эдварда.
Но и в этой бочке меда не обошлось без ложки дегтя. Подозреваю, что с изнанки наш гобелен судьбы ткался из угрюмых, мрачных оттенков сомнения и страха.
Ренесми исполнилась ровно неделя, когда она произнесла свое первое слово. Слово «мама». Мне бы прыгать от радости — а я, пугаясь этих невероятных темпов, едва сумела растянуть в улыбке оцепеневшие губы. Хуже того, на первом слове девочка не остановилась и без запинки выдала целое предложение. «Мама, а дедуля где?» — пропела она высоким, чистым сопрано. И только потому вслух, что я в тот момент была на другом конце комнаты. У Розали она уже пыталась это выяснить своим обычным (то есть для простых смертных необычным) способом. Розали не знала, пришлось обратиться ко мне…
А еще недели три спустя Ренесми научилась ходить. Сперва она долго наблюдала за Элис, глядя, как та расставляет букеты, танцующей походкой двигаясь от одной вазы к другой с охапками цветов в руках. Смотрела-смотрела, а потом вдруг встала на ноги — даже не шатаясь — и с не меньшей, чем у тети, грацией заскользила по паркету.
Джейкоб встретил ее аплодисментами (потому что именно этой реакции девочка и ждала). Привязанность заставляла его отодвигать собственные эмоции на второй план, первым делом он старался угодить Ренесми. Но когда наши с ним взгляды встретились, я увидела в его глазах отражение своего страха. Пытаясь скрыть панику от дочки, я через силу хлопнула пару раз в ладоши. Рядом так же тихо захлопал Эдвард, и стало ясно без слов: страхи у нас общие.
Эдвард и Карлайл с головой ушли в исследования, пытаясь найти хоть какие-то ответы, понять, чего ждать дальше. Что-то находили, но очень мало и ничего достоверного.
Для Элис и Розали каждый день начинался с показа мод. Ренесми ни один наряд не надела дважды — во-первых, потому что моментально из всего вырастала, а во-вторых, потому что тети задались целью соорудить детский фотоальбом, охватывающий годы, а не недели. Они делали тысячи снимков, запечатлевая каждый шаг на ускоренном пути ее развития.
В три месяца Ренесми можно было дать на вид и год, и два (для года крупновата, для двух — мелковата). Формой тела она уже не напоминала младенца, казалась гораздо тоньше и изящнее, с пропорциями,
Как-то перед сном я читала ей Теннисона, понадеявшись на убаюкивающий поэтический ритм. (Для чтения постоянно приходилось выбирать что-то новое — по второму разу, в отличие от других детей, Ренесми ничего слушать не желала, а книжек с картинками не выносила). Однако, послушав немного, она коснулась моей щеки, и перед моим мысленным взором возникли мы с ней — только книга у нее в руках. С улыбкой я отдала девочке томик.
Есть музыка, чей вздох нежнее упадает, Чем лепестки отцветших роз, Нежнее, чем роса, когда она блистает, Роняя слезы на утес; Нежней, чем падает на землю свет зарницы, На утомленные глаза… [3]3
Перевод К. Бальмонта.
читала она без запинки.
Плохо повинующимися руками я забрала у Ренесми книгу.
— Как же ты уснешь, если будешь читать? — не сумев побороть дрожь в голосе, проговорила я.
По замерам Карлайла ее физический рост постепенно замедлялся, зато умственное развитие по-прежнему стремительно неслось вперед. Такими темпами через четыре года она станет взрослой, даже если будет постепенно притормаживать.
В четыре года. А к пятнадцати — старухой…
Всего пятнадцать лет жизни.
Но она ведь светится здоровьем. Живая, яркая, веселая, счастливая. Рядом с ней, глядя на это безоблачное счастье, я могу только радоваться, существуя сегодняшним днем, а мысли о будущем откладывая на завтра.
Будущее во всех вариантах обсуждали Карлайл и Эдвард — приглушенными голосами, к которым я старалась не прислушиваться. При Джейкобе они умолкали, поскольку существовал один верный способ остановить развитие, который ему сто процентов не понравился бы. И мне тоже. «Слишком опасно!» — вопила интуиция. Джейкоб с Ренесми так похожи, оба «полукровки», «два в одном»… А легенды оборотней гласят, что вампирский яд для них — смертный приговор, а не врата в вечность…
Исчерпав все доступные источники информации, Карлайл с Эдвардом стали готовиться к экспедиции на родину легенд. Сперва в Бразилию. Там среди индейцев тикуна ходят предания о таких, как Ренесми. Если когда-либо существовали дети, подобные ей, вдруг отголоски этих преданий поведают, какой срок жизни отпущен наполовину смертным?
Оставалось решить один главный вопрос — когда едем.
Всех задерживала я. Во-первых, потому что не хотела уезжать из Форкса до праздников — чтобы побыть с Чарли. А во-вторых, потому что сперва нужно было совершить еще одно путешествие, на данный момент более важное. Причем, в одиночку.