Растерянный рай
Шрифт:
Деды и бабки — вот вам еще способ расширить жилпространство. Порой в соединенных комнатах поселялись и более дальние родичи — полубратья, их родители, их дети. Вниз по коридору от 4-5-Лю располагался блок Лотос — одиннадцать слившихся жилпространств семейства 3-4-5-Ван. Переборки там образовывали нечто вроде центрального прохода, заполненного беспрерывным гамом и толкотней. Блок Пеони, где провела всю жизнь Мейлинь, насчитывал в разное время от восьми до восемнадцати жилпространств. Другие линии происхождения такими многочисленными семействами обычно не жили.
Собственно говоря, к пятому поколению большинство жителей мира вообще позабыли, что означает
Пузырек
Опасность, риск. В стеклянном пузырьке, хрупком мирке — опасность схизмы, заговора, риск преступления, безумия, бессмысленного насилия. Никакой человек не может в одиночку принимать мало-мальски значительных решений. От начала времен никто не допускается в одиночку к пультам системного контроля. Всегда за спиной стоит дублер, контролер. И все же несчастья случаются. Пока что ни одно из них не стало катастрофой.
Но как оценить норму поведения человека? Что считать стандартом, а что — отклонением?
Учите историю, говорят учителя. История поведает нам, кто мы, как вели себя, и как будем себя вести дальше.
Да ну? История на экранах, курс истории Земли, эта тошнотворная хроника несправедливости, жестокости, порабощения, ненависти, убийства — неужели эта, одобренная и прославленная всеми правительствами и установлениями хроника разорения и порчи человечества, флоры, фауны, воздуха, воды, планеты научит нас? Если мы таковы — есть ли для нас вообще надежда? Нет, история — это то, от чего мы бежали. То, кем мы были, и перестали быть. То, что никогда не должно повториться.
Из соленой пены морской родился одинокий пузырек. И взлетел.
Чтобы понять, кто мы есть, загляните не в хроники, но в музеи, туда, шде хранятся плоды нашего гения. Печальные лица старых голландцев глядят на нас из тьмы веков. Мать склоняет прекрасный, скорбный лик к лежащему на ее коленях погибшему сыну. Безумный дряхлый король восклицает над телом дочери: «Никогда, никогда, никогда, никогда, никогда!». С несказанной нежностью шепчет Милосердный: «Ничто не вечно, ничто не насущно, ничто не суще». «Спи, дитя мое, усни», требует колыбельная, и тоскливо рыдают песни рабов: «Отпусти народ мой!». Из тьмы во славе восстают симфонии. И поэты, безумцы-поэты восклицают: «Родился ужас красоты!». Но все они сумасшедшие. Все они дряхлы и безумны. Их красота всегда ужасна. Не надо читать стихов. Они не вечны, не насущны, в них нет сути. Они написаны о другом мире, о мире грязи, о том косном мире, который отринуло Нулевое поколение.
Ти Чу, Дичу, комок грязи. Земля. Мир «мусора». Планета «отбросов».
Это устаревшие, исторические слова, из подписей к картинкам в учебнике: контейнеры, полные «грязного» «мусора», вываливают в машины, и те отвозят его на «свалки», чтобы «выбросить». Что это значит? «Выбросить» — куда?
Роксана и Роза
В шестнадцать
Тогда она впервые осознала, что люди Нулевого поколения, создатели мира, полагали, будто требуют от своих потомков величайшей жертвы. То, что Нулевки оставили, потеряли, покинув Землю — Роксана всегда пользовалась английским именем — заменяла им назначенная миссия, надежда, и (как прекрасно понимала Роксана) чудовищная власть, позволившая им сплести ткань бытия для нескольких тысяч человек во многих поколениях. «Мы — боги „Открытия“», писала Роксана, «и да простят нас истинные боги за нашу самонадеянность!»
Но когда она раздумывала о грядущем, потомков своих она видела не детьми богов, но их жертвами, взирая с ужасом, жалостью и чувством вины на беспомощных пленников воли и желания предков. «Как смогут они простить нас?», стенала она. «Мы еще до рождения отняли у них мир — отняли моря, и горы, и луга, и города, и солнечный свет, все, что принадлежит им по праву. Мы заперли их в клетке, в жестянке, в банке для образцов, чтобы жить и умереть, точно лабораторные крысы, ни разу в жизни не увидав лунных лучей, не пробежав по лугу, не зная, что такое свобода!»
Я не знаю, что такое «клетка» и «жестянка», и почему банка должна быть «для образцов», нетерпеливо думала Синь, но кем бы ни была «лабораторная крыса», я не такая. Я бегала по в-полям в Деревне, и я знаю — чтобы быть свободным, не нужны ни луга, ни холмы, ни все такое! Свобода — она в мыслях, и в душе. А всякое барахло с Дичу тут не при чем. «Не бойся, бабушка!», обращалась она к давно умершей писательнице. «Ты сотворила прекрасный мир». Ты была мудрой и доброй богиней.
Когда Роксана впадала в депрессию по поводу горькой судьбы несчастных потомков, она постоянно поминала Синдичу, как звала она планету назначения, или просто Цель. Порой фантастические образы подбадривали ее, но чаще — пугали. Окажется ли планета пригодной для жизни? Будет ли у нее биосфера? И если да, то какая? Что увидят там «поселенцы», как справятся с тем, что увидят, как отправят информацию обратно на Землю? Для нее это было так важно. Забавно — бедная Роксана волнуется, какие сигналы отправят через двести лет ее пра-пра-пра-правнуки «обратно», туда, где никогда не бывали! Но эта нелепая идея служила ей сильнейшим утешением. Она одна оправдывала все, сделанное ею в жизни. То была причина. «Открытие» построит хрупкий радужный мост через неизмеримую бездну, чтобы по нему прошли истинные боги: знание, информация. Боги разума. Этот образ, постоянно повторяемый в дневниках Роксаны, был ее прибежищем.
Синь же образы богов утомляли. Наследие монотеистов преследовало их, думала она. Метафорические, с прописной буквы божества Роксаны были предпочительнее строчных Богов и Праотцов из курса истории и литературы, но все они были страшно скучны.
Получая весть
Разочарованная Роксаной, Синь ссорилась с подругой:
— Рози, ты бы сменила тему.
— Я просто хочу поделиться с тобой своим счастьем, — отвечала Роза своим Благодатным голосом — негромким, ласковым, мягким, как стальная балка.