Растрата
Шрифт:
– Идем со мной! – бросила она Илье. – Открой мне трюм.
– Зачем это? – не сообразил Рогожников. – Чего?
– Такое питание тебе там еще надоест! – отрезала она. – Ты хоть здесь поешь как человек.
Сердце у капитана дрогнуло.
– Где – там?.. – глухо спросил он.
– Где-где… – смягчая тон, проговорила Александра. – В тюрьме.
Илья прикусил губу и полез наверх. От ее прямоты стало не по себе, но слова ее, решительная забота тронули за живое: поешь как человек… Он не был сильно голоден, да и почти не голодал никогда. В другой раз бы, наверное,
– Не беспокойся, Саш, я и так бы…
Она не слушала его. Спустившись в трюм, Лунева взяла пустой ящик и пошла по проходу. Ловко оторвав картонную крышку с коробки, бросила в ящик несколько банок сгущенки, затем достала круг сыру, несколько поленьев колбасы, тушенки, сухого молока и бутылку спирта.
– Помоги-ка, – сказала она, стараясь выломать доски у ящика с яйцами. – Глазунью жарить будем. Ты любишь?
– Ага, – согласился Илья и махом сорвал крышку. – Я их и сырыми, и всмятку, и всяко люблю!
Затрещало масло в сковородке, запах жареной колбасы наполнил тесноту кубрика. Появился на столе тертый сыр с чесноком и майонезом, желтые шпроты в оливковом масле, тресковая печень, аккуратно намазанная на хлеб, разогретая в кастрюле тушенка. Александра хлопотала у печки с хозяйской любовью и умело. «Во женщина, – думал Илья, окончательно разогревшись в кубрике, – пилотам дурные не попадают. Не то что моя…»
Он осекся и вздохнул. Лида тоже готовила неплохо, и в доме всегда было что поесть. Это когда теща ушла от них, Лида одна не стала успевать, и часто приходилось варить ребятишкам и себе ужин. Витька и Любашка «помогали», вертелись под ногами, тащили кто кусок сырой картошки, кто рыбу, тоже что-то жарили в игрушечной посуде и нещадно разливали воду по полу…
Рогожников отряхнулся от воспоминаний и стащил с себя пиджак. Рейс начинался неплохо. В самом деле, чем там кормят? Да известно, баландой. Рулевой, плававший с Ильей до Типсина, бывал в тех местах, рассказывал. Кислая капуста да картошка неразрезанная в кипятке. Вот тебе и борщ. А на второе овсянка или кирзуха…
– Добрая ты, Саша… – сказал он ласково и тихо, – и красивая…
Она стрельнула на него озорными глазами. Лицо раскраснелось, румянец пылал на щеках.
– Я помню, ходил на тебя смотреть, когда ты в универмаге работала, – признался он, – а сам уже женатый был… Так тянуло поглядеть на красавицу…
– А жена у тебя что, не красивая? – спросила Александра и рассмеялась. – По-моему, ничего она!
– Да так… – махнул рукой Илья. – Злая больно…
Они сели за стол друг против друга, Александра налила спирт в стаканчики, подняла свой.
– Давай, – сказала, – за удачу.
Самоходка в это время резко сбавила ход, и гулко кликнула сирена. Илья в два прыжка очутился на палубе. Фарватер был свободен и чист, но сквозь ветровое стекло Типсин махал Рогожникову, призывая к себе. Хватаясь за леера, капитан пошел в рубку.
– Чего?
– Ты это, Илья, ты сиди там, – сказал Василий, отчего-то улыбаясь и
– Ну гляди… – проронил Рогожников, в который раз за сегодняшний день удивляясь заботе и чуткости своей команды к себе. – Только за давлением масла следи, чтоб не перегреть нам двигатель.
– Да я что?.. – Рулевой стукнул себя в грудь.
Илья возвратился в кубрик и сразу окунулся в тепло, в аппетитные запахи. Александра встретила его настороженным взглядом.
– Порядок! – доложил Рогожников и сел с ней рядом. – Так будем идти – на ночь остановимся выше Фаркова.
Они выпили, и капитан набросился на еду. Пустые тарелки только отлетали. Когда с закусками было покончено, Александра выставила сковороду с колбасой и яйцами и подлила в стаканчики.
– Я думаю, мы с тобой сдружимся, Илья, – вместо тоста серьезно произнесла она. – Мне не хочется оставлять тебя в такое время одного… Я знаю, что такое одиночество…
Чтобы как-то заглушить смущение и растерянность, Илья хватанул стопку залпом и уткнулся носом в рукав. «От женщина… – окончательно тронутый участием Саши, думал он, – конечно, сама настрадалась – дай бог, понимает. Летчика-то ее сколь лет уж нету, а она замуж не выходит. А еще болтали ходили про нее, сволочи!..»
– Ты, Илюша, не унывай! – подбадривала она. – Успеешь еще погоревать и наплакаться. Знаешь, как говорят: хоть день, да мой! Тебе этих дней не очень много осталось, так что живи, как тебе захочется!
Рогожников неожиданно обнял ее и прижал ее светлую маленькую головку к своей груди. Саша безропотно поддалась, однако притихла настороженно и робко.
– Эх, Сашка, Сашка… – пробормотал Илья, глядя стекленеющими глазами в угол кубрика. – Если бы не эта… Если бы… Как мне ребятишек жалко! Витька за мной гоняется, все на самоходку просился. И Любашка тоже…
– Ну-ну… – Она высвободилась и откинула волосы назад. – У тебя свитер насквозь пропотел… Тебе что, переодеться не во что?
– Вещи-то есть, – не сразу сказал он, – да они все… там остались. Не ходить же мне туда переодеваться. Раз пошел, так на меня там поднялись, милицию вызвали… Я подарки детишкам сунул да бежать. Она же выкинула их мне вслед, зараза! – Рогожников грохнул по столу кулаком и скрипнул зубами. – Ну ладно, я тогда сдуру бегал с ружьем-то. Да и не за ней я побежал-то… При чем здесь теперь ребятишки? Я же отец им! Кем бы ни был, а отец! Ну ты скажи, так ведь?
– Так-так, – согласилась Александра. – Правильно. Для своих детей в любом случае отец. Пусть она здесь не темнит… Ты что же, и в суд так собрался идти?
– Как? – не понял Илья.
– Ну, в этом грязном свитере, – пояснила Саша, – и в болотных сапогах.
– А что? – Рогожников напрягся. – Нельзя? Выгонят?
– Нет-нет, оттуда тебя не выгонят! – рассмеялась она. – Только надо обязательно одеться поприличнее. Хороший костюм, рубашку, галстук. Понимаешь, это много значит, как ты будешь там выглядеть. Увидишь, как твоя Лида оденется! Как королева… Это очень важно, Илья. Если ты как бич припрешься туда – сразу будет ясно, кто что стоит.