Растворимый Кафка (сборник)
Шрифт:
Круг понемногу сужается. Не переставая хохотать, люди сходятся вокруг меня. Все ближе и ближе. Обступают со всех сторон. Это уже не публика. Это черт знает что – цунами, тайфун, а не толпа. Никто не смеется, даже не смотрит на меня. У всех тяжелые, утомленные лица. Липнут со всех сторон. Дышат мне прямо в лицо. Вот-вот раздавят. Или сварят, как паровую котлету.
– Двери закрываются, – объявляет кто-то педерастическим голосом. – Следующая станция «Авлабар».
Двери и впрямь закрываются, с визгом и грохотом. Локомотив тяжело трогается, набирает скорость. Несется в туннель так, что закладывает уши. Стук колес, скрип и вибрация вагона успокаивают. В тяжелом воздухе смешиваются запахи
Едем долго. От долгого стояния немеют ноги, почти их не чувствую, будто их ампутировали. Не успеваю подумать, что ехать мы будем вечность, как вдруг поезд с чудовищным скрежетом резко тормозит.
– «Авлабар», – объявляет тот же голос, и двери с грохотом распахиваются.
Яркий свет на мгновение ослепляет. Поток людей выносит меня из вагона, сам же бесследно растекается, рассыпается, как песок сквозь пальцы.
Вокруг и так песок, желтовато-белый. Здесь еще жарче, чем в вагоне. Все равно как из бани угодить прямиком в печь. Ни дуновения. Дюны, извиваясь, тянутся к горизонту. Белое солнце печет и давит.
Среди дюн видна старая крепость – единственная постройка в этом огромном пространстве. Ее стены странного желтоватого цвета почти сливаются с песком. До крепости еще порядочно. Если идти без передышки, можно успеть к вечеру. Впрочем, я уложился в один шаг – крепость-то оказалась совсем небольшая, не больше конструктора «Лего». Тем не менее жизнь в ней кипит, как в муравейнике.
Опустившись на песок у самого подступа, рассматриваю строение. От центрального форта (по виду это обычная казарма с окнами и амбразурами) отходят две невысокие стены, связывающие строение с боковыми редутами. По периметру крыши размеренным шагом маршируют десятки часовых с винтовками. Их мундиры в полном порядке, штыки сверкают. Артиллеристы суетятся вокруг пушек и пулеметов. Воздух пронизан запахом пороха. Где-то трубят. Но это не призыв в атаку, трубач пока что репетирует. Крепость приведена в режим полной боевой готовности. Чего же она ждет – орду жуков или легион саранчи?
Через одно из окон виднеется кабинет, он лежит как на ладони. В нем какой-то тип, точнее говоря, – второй мудрец в мундире оливкового цвета, с моноклем в глазу и трубкой в зубах, – меряет расстояние от стола до окна и обратно. В руках у него подзорная труба. То и дело он стирает платком пот со лба. Вдруг останавливается у окна, подносит к глазам подзорную трубу и долго настраивает ее, пристально присматриваясь к одной точке в пустыне. Мне смешна его суетливость. Что там увидел, мудрец, жука или муравья?
Оказывается, он смотрит на меня. Я и сам отчетливо вижу, как медленно поднимаюсь по лестнице, на каждом шагу озираясь. Не идут ли за мной? Нет, никого не видно. Все двери закрыты. Лишь одна приоткрыта на втором этаже – там работают маляры. Ступаю осторожно, но толку мало, деревянные ступени прогнили и противно скрипят. Третий, четвертый… шестой… вот и восьмой этаж. Вот и дверь. Все сходится: восьмой этаж, 9-й коридор, квартира 41, комната 302. Не слышно ни звука.
Звоню. Вроде как слышу шорох гардины и легкий шум шагов. Кажется, за дверью стоят, приложив ухо к замочной скважине. Где-то каплет из неисправного крана. Звоню снова. Немного протяжнее.
Дверь приоткрывается. Из потемок выглядывает пара недоверчивых глаз. Резко дернув ручку, тяну дверь на себя и оказываюсь в комнате. Перепуганный третий мудрец отшатывается. Он тщится что-то сказать, но не может собраться с мыслями от волнения. Только искоса смотрит на меня, непрестанно
Прохожу из комнаты в кухню. На столе миска молока, в котором плавает красная малина. Рядом разделочная доска с очищенной курицей и секатор с черной рукояткой. На газовой плите что-то кипит. На ходу достаю из кармана пальто киндер-сюрприз. Обыкновенное шоколадное яйцо в пестрой фольге. Разве что чуть крупнее обычного. Растет оно на глазах, прямо у меня в руках. Уже со страусиное размером. Сняв фольгу, вскрываю шоколадное яйцо. Внутри там нечто чрезвычайно занятное. Вундеркиндер-сюрприз. Кажется, я такое где-то видел или только слышал… Либо то и другое.
Это инструмент, сделанный из пластмассы, латекса и каучука. Пластмассовый крюк с покрытием из латекса, с тремя клещами и свободно двигающейся трубкой вроде антенны посередине. Габариты конструкции не превышают пятнадцати сантиметров. Протягиваю ее мудрецу.
– Что это такое? – спрашивает он.
– Образец объективного искусства. Чтобы быть точным, копия челюсти Чужого. Видели кинофильм «Чужие»? – сам не знаю, что несу. Сейчас главное, чтоб мудрец сосредоточил внимание на предмете. – Там есть такие неземные создания, у которых вместо крови течет кислота и которые откладывают яйца в своих жертв. Понятно? Вижу, совсем непонятно. Смотрите, вот это клещи, из гортани исходит канал толщиною в палец, проводящий в пластмассовую емкость. При «кусании» клещи слегка выгибаются внутрь, давят на резервуар со специальной клейкой жидкостью и миниатюрные каучуковые яйца, которые выталкиваются в канал. Так что как только двое передних клещей впиваются в пах женщины, а третья – ей в жопу, канал входит в вагину и откладывает в нее яйца.
Люстриновый мудрец машинально берет у меня предмет, подлетает к окну. Не касаясь пола, качается в воздухе. Рассматривает конструкцию на свет. Долго вертит в руках, тщательно изучает. Время замирает. Не шевелится и мастер, окаменев в воздухе. Слышно только капанье воды. Указательным пальцем я касаюсь его плеча. Издав мышиный писк, мудрец падает на пол, весь дрожа, будто подсеченный электрошоком. Красная малина по-прежнему весело перекатывается в молоке.
Я гляжу на свой палец, на котором скопился изрядный статический заряд. Отчего-то он делается мне до брезгливости неприятен. Машинально, взяв со стола секатор, отрезаю палец. Он падает на пол, тяжело, как пальчиковая батарейка. Однако боли я не чувствую. Только тепло хлещущей из раны крови.
Наклоняюсь поднять отрубленный палец, но пол вдруг заглатывает его. Точней, палец сам уходит куда-то ниже плинтуса. Так в пустыне, в пору невыносимого жара, погребает сама себя ящерица, раскидывая под собой песок и погружаясь в его толщу. Почему-то мне кажется, что палец может вылезти обратно. Жду целых полминуты, но безрезультатно.
Заметив, что я обернулся, мастер поднимается на ноги и целует мне руку. На щеке у него шрам от охоты на кабана. Я узнаю в нем четвертого мудреца. Это древний прием. Узнавание по шраму встречается и у Гомера, и у Еврипида. Мастер обнимает меня за плечи, прижимается всем телом. Я не против. Да будет воля твоя. Ведет меня к постели. Хочет уложить.
Впрочем, я давно уже в ней лежу. Под толстым и грубым синтетическим пледом в желтую и черную полоску. Не помню, чтоб я когда-нибудь в жизни лежал так удобно и приятно. Шезлонг из полированного дерева кизилового цвета, с широкими подлокотниками, с матрацем в ситцевом мягком чехле. Полулежу, полусижу. Руки поверх пледа. Вот только одного пальца недостает и по руке пошли синевато-черные пятна. Да и плед коротковат, не закрывает моих ступней, мои адидасы выглядывают наружу, перед мудрецом даже неудобно. Он ведь весь такой белый и воздушный, как «Рафаэлло».