Растворимый Кафка (сборник)
Шрифт:
было б неправдой, но и такого я не ожидала. Бля! Попыталась воткнуть, что значит это «скоро одиннадцать». Что-то в последнее время я многого не просекаю.
– Где ты? – спрашиваю. – И что делаешь?
– В «Дель Мари», ем хачапури.
– Это где?
– На углу Палиашвили и Кавсадзе.
– Один или с кем-нибудь?
– Я, Нене и Леван.
– Кукла?
– Нет-нет, это парень Нене.
Не знаю почему, но я спросила, приходить мне или нет, – потом только поняла, вышло-то хреново, в виду я имела другое, в смысле, не помешаю
– Через десять минут.
– Через десять от мэрии не успею, – принялась я объясняться. С кем? С Микки-Маусом – он сам себя так называет. Впрочем, если одна часть твоих знакомых зовет тебя бомжем, а другая часть – педофилом, то ты даже и не Микки-Маус, а просто его компрометация.
– Ну, как хочешь, – ответил он и отключился.
Знаю, что я последняя сука, в Дубае меня ждут муж и целка «Ауди-А6», а у врат чистилища – Вергилий, мой отец и вождь, Вергилий, мне для избавленья данный, но я мчусь сейчас к какому-то писаке, с которым познакомилась несколько часов тому назад. Хуйня полная! Если б Аллах задумал меня червем, червем он меня и породил бы, но нет, он задумал меня как шлюху. Хватаю первое же такси, падаю на заднее сиденье и набрасываюсь на водителя: «Угол Палиашвили и Кавсадзе, как можно быстрее!» Тот, будто только и ждал, срывает с места допотопные «Жигули», пялится на меня в зеркало заднего обзора, скалит зубы (на мгновенье блеснул один золотой) и подмигивает, будто видит меня насквозь. Ладно, разве
Природа и искусство не дарилиТебе вовек прекраснее услад,Чем незнакомая невыспавшаяся я?Что это за поэтический понос накатил, бля? С какого? Знаешь, с какого… В первый раз после просмотра «Зелига», помню, у меня вырвалось: It's my life! Вуди Аллен, думала, стопроцентно снял его обо мне. Бля! Я же как хамелеон, всегда подражаю людям, с которыми общаюсь в конкретный момент. Сейчас вот – классический случай. Снюхалась с писакой (поэт он, новеллист – один хуй), стало быть, мой мозг перестраивается на его лад, память выуживает из загашника то, что требуется в таких случаях, – цитаты, цитаты, еще раз цитаты. Возможно ли вообразить нынешнего писаку без цитат? Впрочем, сейчас мне следует сконцентрироваться. Так что возвращаемся в такси… Черный, как сгоревшая спичка, и сухощавый водитель похож больше на чертова ублюдка, чем на бурундука с рекламы «Колгейта», но в мыслях все же всплывает Кукла… Потом все перемешивается: он, взлохмаченный, как удод… поникший в кресле Жгенти с батумским тинейджером… Буква «М» – темная над куполом «Макдоналдса», красная над метро «Руставели»… обливающийся потом Моррисси… перевесившийся через перила моста то ли поэт, то ли геометр… танцующий в девичьих кроссовках Месхи… удивленный Вуди Аллен… тройка… и собака – с глубокими, прекрасными, большими глазами… Everybody dance now… мертвый «Берлин»… Dead can't dance… набитый отходами повседневности Заза… пустой футляр… три орешка для Золушки… и снова улыбающийся Кукла… и лед…
Не стоит думать, что мы так уж перлись от Сорокина. Ну, Сорокин. Просто этот его «Лед» оказался словом-ключом, определившим нашу встречу, сцепил нас друг с другом. Не было бы «льда», нашлось бы другое слово. Да любое. Пусть совсем бессмысленные «мотылек», «кока-кола», «блокнот», мало ли… В итоге между нами образовался линк, нечто, стянувшее-сблизившее наши подпространства. Нечто оказалось «льдом». Это звучит как полная хуета, но иначе не скажешь. А скажешь, так сужденье пойдет по-другому, под дудку этого слова. Одно дело – говорить о кока-коле, совсем другое – о мотыльке и блокноте. А нам вот выпал лед, так направим же мысль по его указанию. Повторяемся, так ведь повторенье мать ученья. Так, дабы пролить свет на предмет обсуждения, рассмотрим аквариум с разными рыбками. Представим, что они видятся в первый раз, и каким-то чудом (либо благодаря магии) вода вокруг них – бац! – и замерзла. Точней, вода в самом аквариуме осталась по-прежнему жидкой, но в ней появился кристалл льда, в который вмерзли две соприкасающиеся лбами рыбки. Лед потом, ясное дело, растаял… Впрочем, двинемся дальше, не будем перепрыгивать, ведь всему свое время, и для всего под солнцем своя пора.
– Everybody dance now! – вспоминается
Мерзких мест в Тбилиси полно, но «Дель Мари» это что-то особенное… Даже заходя в первый раз, не можешь отвязаться от чувства, будто очень давно уже здесь бывал. Дежавю, все вроде знакомо – аура, люди, свет, даже запах… и музыка – что-то очень тбилисское. Smooth Jazz & Hard Soul. Kenny били Michael Franks – Greatest Hits. Или Barry White feat. Tania Maria… Допустима самба, румба, салса, мамба и бамба. И т. д., и т. д., и т. д., и т. д., и т. д. К тому же, оттого, что все стены отделаны зеркалами, кажется, что смотришь на себя со стороны, или что тот, на кого направлен твой взгляд, реален, ты же всего-навсего его отражение. А фишка в том, что только такую фигню и запоминаешь на всю жизнь. Будто тебя со всех сторон снимают камеры, сидишь в живом эфире и сразу транслируешься на широкий экран. Сто процентов реалити-шоу. Или даже отражение шоу. Как бы там ни было, show must go on! Короче, место пафосное и напряжное. Еще не войдя, только и думаешь, как бы скорей слиться. Хотя Заза держался молодцом. Он, как мне показалось, чувствовал себя таким же защищенным, как пепел в пепельнице, или хуй в гандоне, или пес его знает, как там еще говорят.
С Нене я уже была знакома, а Левая оказался молодым и шустрым, как стриж, парнем.
– Парень Нене, – представил он мне его так, будто весь его CV вместился в эти два слова. Обо мне же парню сказал: – Хатуна, инженер-программист, – и отпил через трубку грейпфрутовый сок, как бы всем видом своим говоря: вот и все, чем могу вас порадовать…
Официантка без слов, одним взглядом спросила меня: «Что вам угодно?» Я заказала двойной эспрессо. Пока официантка удалялась, Заза рассматривал мои ноги. Я не целка-монашка, но почувствовала-таки неловкость. Потом он попросил меня на минуту выставить ногу вперед. Было ясно, что затем последует какая-то похабная выходка, и все же я подчинилась. Он наклонился и взялся за ногу рукой. Смутиться я смутилась, но вырываться не стала. Не устраивать же тут потасовку. К тому же утренняя фасоль начала подступать – я раздулась, как газовый баллон, и рисковала оскандалиться от каждого лишнего движения. Поэтому я просто пожала плечами и вопросительно взглянула на Нене и ее спутника, скашивая глаза на Зазу: он что, мол, ебнутый?
Тот же, не торопясь, осмотрел мою конечность и, бровью не поведя, процедил:
– Тебя, видимо, ждет большое будущее.
Вот это я понимаю! Не слова, а прямо золото! Cool как тонко шутит. LL Cool J. Приятно как! И не поймешь, когда он гонит, а когда нет. Я совсем уже было собралась его обосрать. Типа, это что такое, ногомантия, вроде хиромантии, хит сезона среди гадалок? Но вслух тем не менее ничего не сказала, а отбила ему эсэмэс, с одним единственным вопросом: «Сам-то ты кто?» Возбужденная и раздувавшаяся от кишечных газов, я была очень довольна собой, вот, думаю, придумала охуенную вещь, наконец-то попала в точку. Кто ж сможет точно сказать, кому сидящая рядом послала свой мессидж – соседу или кому-то за тридевять земель. Его ответ хранится в памяти моего телефона и сейчас: «Моя Мадонна, рад сообщить, что я рядовой Микки-Маус на службе у Господа Бога, именно рядовой, ибо нас много и имя нам легион».
Из кафе мы отправились в «Корпорацию монстров» (так Кукла назвал редакцию журнала «Горячий шоколад»). У него, мол, там дело на две минуты, а потом он свободен. Редакция в трехстах шагах от «Дель Мари», так что мы пошли пешком по Палиашвили. То ли Нене и ее поклонник нас опередили, то ли мы от них отстали, кто теперь скажет? Поначалу шли молча. По ходу я со всей возможной тщательностью понемножку стравливала газы. Принюхивалась, вроде ничего, разве только чуть-чуть пахло… Ладно, на улице не страшно. Переходя от угла к углу Бердзенишвили, замедлили шаг, верней, он приостановил меня, подхватил из подглазья ресницу и отправил в рот. Это так, для справки.
Вот еще! Ресницы у меня пошли выпадать, что ли? Неужели, думаю, болезнь есть такая.
А он повернулся ко мне и тихо сказал:
– Знаешь, я импотент.
Я отмахнулась, как бы проигнорировала сообщение, а ему только того и надо было, чтоб втянуть меня в свои заебы. Не отвечать же мне тогда было, что вот, мол, досада, так ведь хотелось от тебя ребенка. А он держится так, будто это я к нему подъезжаю, а на самом деле, я же знаю, что это он из кожи вон лезет, чтобы мне понравиться.