Растяпа. Блеск и нищета Комитета
Шрифт:
Но судьбе угодно было сыграть ещё одну злую шутку…
Сижу на рабочем месте, размышляю, строю догадки, ищу варианты – а этого, оказывается, совсем и не требовалось. Яблоко само упало на голову в виде рекламы в челябинской прессе: «Народный адвокат решит все ваши проблемы».
Адрес и телефон областного центра, но фамилия-то увельская. Альберт Лейбович Гурман. Мы с ним давно знакомы. С той советской эпохи, когда, выдавленный триумвиратом властей (партийной, советской и колхозной) с должности директора сельского Дома Культуры, он пришел в райком КПСС к Люкшиной за поддержкой своего предложения – взять Хомутиниский ДК в
Любовь Ивановна выступила оппонентом его идеи, а мы с Белоусовым посторонними слушателями. Гурмановские рассудительность и аргументированность мне импонировали – я был на стороне его затеи. Жаль, что не прокатила.
Теперь он – народный адвокат. А у меня ситуация – впору за любую соломинку хвататься. Я и решился попросить совета у Альберта Гурмана.
Звоню. Узнаю голос. Называю себя. Вкратце объясняю проблему и прошу совета. Альберт Лейбович рассудительно замечает – поскольку мы земляки, нет смысла нам тащиться к нему в Челябинск. Лучше встретиться в выходные в Хомутинино – он предлагает.
Я положил трубку и подавил вопль победного ликования, прекрасно понимая, что нет ничего опаснее преждевременного торжества – иногда только появится ощущение подъема, как видишь, что снова катишься вниз. Поэтому…
Нет, это был не то что триумф, но я ощутил жаркое предвкушение успеха. Просто не мог дождаться встречи с ним – народным адвокатом Гурманом, обещавшим в областной газете решить все наши проблемы. Если мир движется в согласии с моими теориями, то в ближайшее воскресенье наступит переломный момент в нашей долговой проблеме. Дожидаясь знаменательной встречи, пытался в каждом природном явлении увидеть добрый знак, ниспосланный свыше.
Клипу уговорил. Хоть и с великим неверием в успех он поехал на консультацию к народному адвокату Гурману.
Альберт Лейбович встретил нас в сельской Администрации села Хомутинино, но почему-то от консультации отстранился. Вместо себя посадил за стол переговоров своего старшего сына Артема.
– Итак, что вы хотите? – спросил тот.
А вопрос я поставил так – не как рассчитаться нам с банком, который я назвал расхожим ругательским словом (в мягком выражении оно звучит, как предохранитель для безопасного секса), а можно ли вообще аннулировать кабальный договор займа? К чему-нибудь докопаться по его пунктам, какое-нибудь упущение обнаружить и объявить несостоятельным…
– Ну, вы же адвокат…
В принципе, мы давно уже выплатили весь кредит и разумные проценты по нему. А сумма долга все растет и растет…
– Понятно, – спокойно ответил Артем, всем своим видом показывая, что ничего не понимает. При этом взгляд его пристальный, слова чеканит медленно. Голос глухой, словно откуда-то из самого нутра. – Чтоб любой договор опрокинуть, поверьте, уйма способов есть…
Гурман-младший листал договор, что-то говорил и делал вид, что параллельно еще что-то обдумывает, а я смотрел на лицо патрона и понимал – это что-то не то, что ему нужно. Мои фантазии рассыпались в прах! Я почти физически ощущал в области затылка треск, с которым рушились мои надежды на успех от встречи с народным адвокатом. Глаза председателя Комитета превратились в две острые булавки, что несомненно свидетельствовало об исключительной степени его недоверия. Во взгляде Сергея Борисовича виделся отблеск разочарования. Наконец, он стал таким безнадежным, что не осталось сомнений: мы зря в Хомутинино
И еще я подумал о фразах и жестах, которые регулярно должен изобретать председатель, чтобы поддерживать в сотрудниках и партнерах иллюзию благополучия Комитета. Он не обязан был говорить всю правду о финансовых затруднениях. И это наверняка от него требовало усилий. Да нет, я же понимаю – про финансовые тайны предприятия нельзя налево-направо трепать языком.
Я вот, скажем, устыдился и решил не брать с него пример. По крайней мере, в общении с женой. Иначе бы мне не объяснить, куда пропала моя зарплата и за что (зачем?) я вообще работаю в Комитете.
А жизнь продолжалась…
Одним из первых жестов нового Главы района было предложение Клипе взять под крыло Комитета стремительно идущее ко дну и пускающее пузыри Увельское ПМК.
Сергей Борисович согласился.
ПМКовская контора влилась в контору Комитета. Её директор Екатерина Викторовна Ярушина стала вторым лицом после Клипы – нашим главным инженером.
Еженедельно на базе ПМК проводились оперативки. Цель их одна – как нам быстро и без особых затрат восстановить закрывшееся предприятие нашим собственным строительным подразделением…
Ну, об этом позднее.
Как я жил, работая в Комитете?
Прошло каких-то три месяца, как поменял место службы, а уж настолько в делах и заботах новых, что о старых и вспоминать не хочется. Сказать по правде, не так уж много осталось людей из прежней жизни, с которыми мне хотелось теперь водить компанию. Да и понятно – старые связи теряют быстрее, чем свои зубы.
После забот суматошного дня, я возвращался домой, который стал более уютным после обретения газового отопления. Мы с мамой за ужином выпивали по рюмке водки. Потом, прихватив пульт от телевизора, я заваливался на диван, мамуля садилась рядом. Смотрели какой-нибудь фильм и почти не разговаривали. Вот оно – блаженство домашнего очага…
В котором, может быть, не доставало лишь одного – топота маленьких ножек.
Наше одиночество вдвоем давало нам возможность наслаждаться в полной мере отсутствием шума и присутствием спокойного сна, когда мы расходились по своим спальням. Ложился спать, и от усталости мне почти что не снились сны. Тогда еще я не задумывался о мысли, что сон может быть репетицией смерти – в самом лучшем её варианте.
А в «час Пикуля», как всегда, был на ногах, занимался рукописью, наивно полагая, что литература может изменить наш мир. Но не только это влекло за стол… Когда я брал в руки ручку, меня – вы не поверите! – охватывало чувство безвременья и покоя. Вот что такое литература в моей жизни. Впрочем, всегда есть ощущения, которые не передать словами – их можно понять, только если сам такое пережил.
Потом утренняя пробежка, не дававшая обвиснуть моему животу мешком с картошкой. И, наконец, работа, превратившая в решето мои мозги. Решето – фильтрующее ежедневно десятки деловых мыслей…
Удивительно, насколько сильна в людях уверенность, что они станут кем-то необыкновенными со временем. Чаще всего это проходит с детством. Проходит и забывается. А я все пишу и пишу мемуары. Готов часами сидеть по ночам за своим маленьким столиком в спальне, чтобы однажды, наконец, вырваться из безвестности и начать долгий путь восхождения к славе. Типичная добыча дьявола. А кому кроме него это надо? Хоть бы кто-нибудь посочувствовал…