Ратник
Шрифт:
Царь слегка поморщился, но махнул рукой. Дескать, зови его.
— Ну, сказывай, соколик, — произнес вполне добродушно боярин, стоявший подле царя.
И гонец начал вещать.
И с первых же слов Иоанн Васильевич понял, не подвело его чутье… ой не подвело…
— Освободили полон большой. Сотни две душ, что татары угоняли в рабство.
— И кто сие сделал? — настороженно спросил царь.
— Андрей Прохора сын.
— Сколько же татар их уводило? — удивился Иоанн Васильевич, памятуя о том,
— Андрей со други своя стал на отдых в рощице небольшой. Промеж курганов старых, ожидая, что татары туда не сунутся. Но они сунулись, встав с полоном также на отдых, но не в лесу, а подле. И тогда, напугав их ночью воем, с помощью рожка особого из бересты, он с людьми своими напал. Вышли пешими и давай стрелы пускать в напуганных. Курганы же. Лес. Ночь. Кого побил. Кого ранил. Остальные разбежались. Хорошо, что полон связанный сидел, а то бы и он разбежался. По утру же всех павших и раненых татар он на колья посадил, поставив те в кружок. Чтобы умирающие смотрели друг на друга.
— Это еще зачем? — удивился царь.
— Они угоняли и отроков малых для содомских утех. Сами признались. Не себе, но на продажу. Вот он их и наказал. Раздел донага да на кол. Чтобы, так сказать, на себе ощутили.
— А сколько у Андрея людей было?
— С ним — полная дюжина.
— А татар сколько побили?
— На колья подняли более восьми дюжин. Старшего среди тех супостатов он лично зарубил в поединке.
— И отколь это известно? От смердов? — встрял боярин один.
— От послужильца его. Ему в предыдущем бою руку отсушило. Вот Андрей его в Тулу и направил на отдых и лечение.
— А что за предыдущий бой?
— Татары на Андрей засаду поставили. Ну так он туда со своими и ворвался да съемным боем воинов степи разогнал. Копьем двух снял, еще нескольких саблей порубил лично. В том бою Пафнутия — помещика, что с ним добровольно пошел в дозор, убили. А вот Устинке руку отсушили. Но тот бой славен иным. Разогнав воинов Андрей загнал ловцов, что при них были, в болото, где принудил отдать ему оружие, одежду и еду, после чего прогнал.
— Как-как? — оживился царь.
— Голыми на конях выгнал в степь. Чтобы на Русь в набеги ходить было не повадно. Но те еще людей в плен не угоняли и содомитам в их делах грязных не потворствовали. Поэтому поступил он с ними человечно. Пастухи же. Что с них взять? Тех же, у курганов, покарал страшно. И полон большой освободил, и коней добро взял. Так что теперь весь полк тульский о двуконь.
— Еще чего славного он сделал? — с ноткой сарказма поинтересовался Иоанн Васильевич.
— Мне того не ведомо. Разве что те смерды, которых он освободил, глупости новые про него болтают. Будто бы он призвал древних воинов восстать из своих курганов да
— А с дураками на Руси всегда было богато, — скривившись, словно от зубной боли царь.
Бояре еще немного поспрашивали гонца да отпустили отдыхать, ибо царь к нему явно потерял интерес. А как закончили беседу, к нему подошел один из воевод старших.
— Тихо Иоанн Васильевич, — произнес Иван Васильевич Большой из рода Шереметьевых. — Пока тихо. Может обойдется все?
— Тихо?
— Ну, разве этот паренек шалит. Но я то об Девлет Герае. Может он по этому лету у себя остался?
— Может и так. Но спешить не будем. Из Смоленска гонец прибыл?
— Нет еще.
— Ждем.
— Так наши люди сказывали, что Сигизмунд не собирается в поход.
— Ты думаешь, что он будет сидеть молча и ждать? Наверняка же уже все знает о наших делах.
— Ну… — развел руками Шереметьев.
— Государь, — обратился к нему подошедший ближе брат царицы. — А дозволь мне в Тулу съездить?
— Это еще зачем? — напрягся царь.
— Любопытно на этого Андрея посмотреть.
— Ехать тебе в Тулу для этого зачем? По осени в Москву вызову, коли жаждешь.
— А если он погибнет?
Он поманил брата супруги в сторонку, а потом поинтересовался шепотом:
— Зачем тебе это? — повторил свой вопрос царь. — Только не ври.
— Хочу посмотреть на него. Поговорить с людьми. Понять, чем он живет.
— Что ты задумал? — еще сильнее прищурился царь.
— Сестра попросила глянуть. Супруга твоя.
— Анастасия?
— Переживает она.
— Ладно, езжай, — раздраженно произнес Иоанн Васильевич. — Но как вернешься — сначала ко мне.
— Я возьму с собой из Коломенского полка людей?
— Кого?
— Дедов Андрея обоих со всей кодлой. Они наслушались всех этих слухов и хотят с парнем серьезно поговорить.
— Вот даже как? — повел бровью Государь. — Хорошо. Бери и выступай. Но если что учудишь — головой ответишь! Этот Андрей мне нужен живым. Живым и здоровым! Ты понял? Так что не шали. И этих, — махнул он неопределенно рукой, — в узде держи.
— Все сделаю как надо, — улыбнулся Даниил Романович. — Судя по слухам он очень полезный человечек.
— Вот тот и оно — по слухам, — тихо прорычал царь. — У меня уже голова пухнет от слухов об этом человечке. Была бы шишка?! А то ведь прыщик малый, а весь зад чешется… Вот ведь заноза!
Акакий остановился и помахал маленьким флажком, который держал у седла. Чтобы обходится без криков Андрей ввел в своем отряде примитивную сигнализацию небольшими цветными флажками. Закодировав всего несколько сигналов в очень простых, легко различаемых и считываемых жестах.