Ратоборцы
Шрифт:
Болели ожоги, на теле и на ладонях вздулись волдыри. Грудь словно наливалась расплавленным свинцом, судорожно дёргалось сердце. Славян попытался вытащить из кармана полуобгорелой куртки таблетки, но обожжённые пальцы не слушались, только волдыри о грубую ткань ободрал. Безмерно уставшее от потрясений сердце работать отказалось.
Чужой и пустой дом тоску словно вытягивал и растворял, оттого Жерар и не ушёл вслед за Славом. Растопил камин в малой гостиной на первом этаже, уютной, отделанной в бледно-лиловых тонах — два дивана у стен, четыре кресла в углах и два
Чем вампир вышиб замок входной двери и распахнул дверь в гостиную, плечом или заклинанием, Жерар так и не понял, должно быть, и тем, и другим. Плеснули по воздуху снежно-белые крылья, и вампир бережно уложил на диван Слава. Жерар и опомниться не успел, как вампир стянул с сына ботинки, сбросил с себя длинное модное пальто из тёмно-серого кашемира — только втянулись-расправились крылья — и укрыл ему ноги.
Вампир прикоснулся кончиками пальцев к бледной, с голубоватыми ногтями руке Слава, выругался по-своему — от бессильной ярости вампира Жерара бросило в дрожь. Вампир выплел-вышептал заклятье исцеления — Жерар успел заметить золотистый отсвет, потом два заклинания — эти светятся чёрным, цветом земной силы, источника жизни — и сбросил Славу.
Вампир с тревожным, молящим ожиданием глянул в лицо Слава. От ужаса Жерар оцепенел: так умирают от сердечных приступов, он уже видел эту синюшную бледность, «поплывшие», размазанные черты лица, но даже в самом глубоком кошмаре ни разу не примерещилось, что такое может быть со Славом, с его сыном.
Вампир сбросил Славу ещё заклятье с заклинанием. Эффекта никакого.
— «Скорую»… — сумел-таки выговорить Жерар.
— Не успеют, — отрешённо ответил вампир, — ему осталось не больше минуты, а таких реанимаций, как на Техничке, у нас нет.
Жерар окаменел. «Всё что угодно, только не это. Господи, забери у меня что хочешь — студию, известность, пусть я буду нищим, пусть ослепну, жизнь мою забери, только оставь мне сына. Со мной делай что хочешь, только пусть живёт Слав!» Жерар и представить себе не мог, как это страшно — терять родителям детей. Как всё до безнадёжности несправедливо устроено: если на свете должны существовать боль и смерть, то почему они достались Славу, почему не ему?! Почему он, старик, живёт, а молодой парень умирает?!
Вампир вынул из внутреннего кармана пиджака трёхразмерный кошель старинного вида, открыл застёжку, хотел что-то достать, но замер на мгновение, словно что-то вспомнил или внезапная мысль пришла, и обернулся к Жерару.
— Есть одно средство, — сказал вампир, — но я не знаю нужной техносторонцу дозировки, давать придётся на прикидку. Слишком малая доза не подействует, слишком большая — убьёт. Решай.
— Почему
— А кто — я? Твой сын, только тебе и решать.
— А если ты попадёшь с дозой? Он вернётся? — Жерар был уверен, что Слав уже перешагнул смертный порог.
— Да, — твёрдо ответил вампир. — И решай побыстрее, жизни в нём осталось на три искры.
— Делай всё, что считаешь нужным.
— Тогда поклянись, что не станешь требовать с меня виру за смерть Славяна.
Жерар глянул на сына. Да какая тут вира…
— Верни мне его, — сказал он вампиру. — А не получится — пресвятая дева Мария и мира изначалие свидетели: я не потребую виры.
Вампир вытащил из кошеля кровозаборник, рванул воротник рубашки — галстук из плотного шёлка лопнул как бумажный — и воткнул иглу себе в артерию. В колбу хлынула кровь.
— Но… — только и успел выговорить Жерар: вампир вынул иглу — ранка вмиг исчезла, одним движением свинтил колбу, а насадку бросил за спину. Подсел к Славу. Осторожно приподнял за плечи, немного запрокинул ему голову, влил в рот глоток крови. Ещё один. Потом ещё. Мгновенье поколебался и дал четвёртый глоток. Заклинаньем очистил колбу — машинально — и отшвырнул её в сторону. Вампир кончиками пальцев прикоснулся ко лбу Слава, к щеке, что-то пробормотал по-своему. В глазах плеснуло отчаяние.
— Вернись, мальчик. Прошу тебя, не умирай. — Вампир говорил на торойзэне, но Жерар понял — сам молил о том же.
У Слава дрогнули ресницы, черты лица обрели чёткость, исчезла мертвенная бледность.
— Слав, — рванулся к нему Жерар, но вампир отодвинул толстяка как ребёнка.
— Не лезь. Не видишь что ли, ожоги у него и рёбра сломаны. Залечу, вот тогда и обнимайтесь.
Вампир бережно уложил Слава на диван, достал из внутреннего кармана пиджака дрилг — кинжал с небольшим узким лезвием, срезал полуобгорелые куртку и свитер. Жерар увидел синяки и ожоги, сдавленно застонал. Вампир принялся выплетать заклятья, шептать заклинания. Вампирская целительная волшба гораздо слабее эльфийской, но и с ней уже к утру от ожогов не останется и следа. Срастутся и поломанные рёбра.
— Теперь он будет спать. — Вампир убрал дрилг. — Час, два, полчаса — техносторонцев я плохо знаю. У тебя пальто есть?
— Куртка.
— Давай. — Вампир аккуратно укрыл Слава. Оглянулся, увидел разбросанные детали кровозаборника, поманил к себе пальцами — колба и насадка влетели в ладони. Вампир очистил их вспышкой белого пламени, собрал кровозаборник, убрал в кошель, спрятал в карман — спокойно и неторопливо, словно ничего не произошло.
И тут Жерар понял — он в одной комнате с упырём! Да ещё и белокрылым!
Вампир едва заметно усмехнулся, пошёл к выходу. В дверях обернулся.
— Как проснётся, подогрей красное вино с водой, напои. Две трети стакана вина, треть — воды.
Упырь ушел. Жерар посмотрел на Слава. Сын спал глубоко и крепко, сном исцеления.
Вампира Жерар догнал уже на площади, у поворота на улицу Святой Маргариты. Вампир собирался открыть дверцу светло-серой машины со знаками латирисского дома — довольно старой, такие держат для незначительных казённых разъездов по принципу «бегает ещё и ладно».