Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой

Янгфельдт Бенгт

Ни слова о русских!

Дорога сотрудников будапештской миссии домой проходила через Румынию. Ехали то автобусом, то поездом. В Бухаресте их разместили в гостинице “Атен Палас”, где, кстати, проживало много венгерских евреев, бежавших из Будапешта. В румынской столице впервые после Рождества шведы получили возможность связаться с Стокгольмом, где уже почти потеряли надежду когда-либо увидеть членов миссии живыми.

Пробыв некоторое время в Бухаресте, 4 апреля они продолжили путь в Одессу, где прожили три дня. Потом они отправились в Москву, куда прибыли в первой половине дня 13 апреля. Посланник Сёдерблум “явно нервничал при нашем прибытии”, вспоминал Ангер. Его главной просьбой к сотрудникам миссии, когда они вернутся домой в Швецию, было: “Ни слова о русских!” Остановка в Москве

оказалась короткой, всего восемь часов. “Посланник пригласил нас на обед, после чего мы поехали осматривать достопримечательности и видели Кремль с разных сторон, но так и не побывали внутри”, – вспоминала Маргарета Бауэр. Сёдерблум поговорил с сотрудниками миссии, а затем он и Даниэльсон уединились для разговора, во время которого Даниэльсон рассказал, как шведская будапештская миссия подверглась разграблению. Относительно Валленберга Даниэльсон, по всей видимости, выдвинул предположение, что его могли убить, возможно с целью грабежа.

Будапештские шведы спрашивали, не имели ли их коллеги в Москве известий от Валленберга или о нем, вспоминал Ингемар Хэгглёф, первый секретарь московской миссии: “Его отсутствие и его судьба беспокоили их сильнее всего остального. Они многое рассказали нам о деятельности Валленберга в Венгрии, о которой мы ничего не слышали, о тамошней ситуации во время германской оккупации и о том, что случилось, когда русские войска захватили Будапешт”.

Сёдерблум и Даниэльсон во второй половине дня нанесли визит Михаилу Ветрову, начальнику скандинавского отдела наркомата иностранных дел. В течение пятиминутного разговора Ветров заявил, что сотрудники шведской миссии были эвакуированы из Будапешта ради их безопасности, поскольку Венгрия находится в военной зоне. Согласно записям Ветрова, сделанным после беседы, имя Валленберга не было упомянуто ни разу.

В Москве члены шведской миссии все время находились в каком-нибудь километре от камеры Валленберга на Лубянке, а часто еще ближе. Вечером того же дня, в 19:45, путешествие в Стокгольм продолжилось, на очереди были Ленинград и Турку.

Стокгольм

Еще до того, как члены будапештской миссии выехали из Венгрии, в одной из главных стокгольмских газет, “Дагенс нюхетер”, появилась пространная статья под заголовком “Шведский подвиг в Венгрии”. В основе статьи лежала информация венгра, приехавшего в Стокгольм после “рискованного путешествия через Германию”, у которого “нет слов, чтобы выразить благодарность за жертвенность, неутомимость и геройство, проявленные всей шведской будапештской миссией и отдельными шведами в городе в момент самых жестоких преследований”. Венгр выделял Лангле и Валленберга, но особенно последнего. “Для Валленберга не было ничего невозможного, – писал автор статьи. – В дни бесчинств в анонимных письмах ему угрожали смертью, его машину забрасывали камнями, пытались всеми способами помешать ему посещать его подзащитных, подсылали к нему вооруженных бандитов, но ничто не могло заставить его сдаться”.

Кроме этой статьи, никакой другой информации о Валленберге в Швеции еще не было, когда на финском пароходе “Арктурус” рано утром 18 апреля 1945 года в Стокгольм прибыли сотрудники будапештской миссии.

Днем раньше заместитель министра иностранных дел Вильхельм Ассарсон позвонил по телефону Май фон Дардель и сообщил ей, что ее сына не будет среди пассажиров парохода. Но, когда пароход вошел в гавань, она все-таки была среди встречавших в надежде, что несмотря ни на что Рауль тоже прибудет. Его не было. Единственной весточкой, полученной ею, были предметы, найденные Ларсом Бергом в подвале Hazai Bank: медная тарелочка, обручальное кольцо и книга об охранном паспорте. “Я отдал ей сверток, – вспоминал Берг. – Из глаз ее лились слезы, слезы глубочайшей скорби”.

Дипломатическое фиаско

Возвращение в Швецию персонала будапештского дипломатического представительства привлекло большое внимание и положило начало активным действиям на разных уровнях МИДа, прессы и родственников Рауля Валленберга.

Сразу по приезде дипломатов Министерство иностранных дел устроило пресс-конференцию, на которой Даниэльсон и Ангер рассказали о деятельности миссии, и прежде всего Валленберга в Будапеште, о нападении нилашистов в сочельник и прочем.

О февральском разграблении миссии советскими солдатами и офицерами, однако, не было сказано ни слова. Ангер закончил свой отчет словами: “Потом пришли русские, и вот мы здесь”. Предупреждение Сёдерблума еще звучало у него в ушах! Разумеется, они сразу же информировали о грабеже МИД, но всеобщим достоянием это стало лишь месяц спустя, после того как в двух газетах были опубликованы гневные статьи о явных нарушениях дипломатического иммунитета.

Репортаж другой стокгольмской газеты, “Свенска дагбладет”, о возвратившихся шведах появился на следующий день после их приезда. Он имел заголовок “Будапештская миссия жила в подвале в Буде” и подзаголовок “Исчезновение атташе миссии”. Репортаж иллюстрировался фотографиями членов миссии по приезде и фото Рауля, взятым из статьи о его проекте купальни в 1935 году. Радость возвращения домой, говорилось в статье, оказалась “небезоблачной”, поскольку атташе миссии Рауля Валленберга, “шведского дипломата, вызывавшего восхищение всего Будапешта своими героическими действиями по спасению евреев”, на пароходе вместе со всеми не было.

В статье говорилось о неустанной борьбе Валленберга за его подзащитных, как он “трудился день и ночь… защищая их права, на своей машине вывозил из тюрем людей, которых забрали [немцы и нилашисты], ездил за лекарствами и продуктами для шведских домов и т. д.”. О его исчезновении сообщалось, что один из его сотрудников заявил, будто видел его “на русской стороне фронта” 17 января.

Двумя днями позже вклад Валленберга был высоко оценен в длинной и подробной статье в газете “Дагенс нюхетер”. Текст основывался на данных, полученных от Ангера и Даниэльсона. Оба подчеркивали подвиг Валленберга – не только работу с охранными паспортами и спасение людей во время маршей смерти, но и выдающуюся организационную работу (склады продовольствий и лекарств, госпиталь, суповые кухни и прочее). Ангер рассказал, что многим членам миссии нилашисты угрожали смертью, но больше всего они ополчились против Валленберга. По словам Ангера, все-таки оставалась надежда, что он жив. “Возможно, его взяли под охрану русские… и еще есть небольшой шанс, что он мог отправиться в место расположения нового венгерского правительства”. В другой газете, “Свенска моргонбладет”, в тот же день появилась гипотеза, что Валленберг мог “погибнуть от пули нилашистов или в одном из боев между русскими и немцами. Никто ничего не знает”.

Письмо Маркуса Валленберга

Девятнадцатого апреля Стаффан Сёдерблум дал телеграмму в МИД, в которой предложил, чтобы “Додде или Якоб” написали письмо Александре Коллонтай “относительно пропавшего родственника”. На следующий день в письме он объяснил причину высказанного предложения тем, что “одним из беспокойств, омрачающих сердце, естественно, является трагическое исчезновение Валленберга”. Свою инициативу Сёдерблум мотивировал так: “Мне известно, что госпожа Коллонтай высоко ценит Додде, и, думаю, по его просьбе она сделала бы все от нее зависящее для выяснения данного вопроса”. Поводом для оптимизма Сёдерблума послужило то, что в разговоре 20 марта Александра Коллонтай пообещала ему “постараться ускорить розыски будапештских шведов”.

Письмо предполагалось послать с диппочтой в Москву, где уже месяц находилась Коллонтай. Вскоре после разговоров с Май фон Дардель и Ингрид Гюнтер посол заболела тяжелым восполением легких. Как только она выздоровела, Сталин отозвал ее в Москву. Сообщение об этом пришло 13 марта, а уже через шесть дней она покинула Стокгольм на советском военном самолете. Отзыв был таким поспешным и неожиданным, что дуайен дипломатического корпуса едва успела попрощаться с коллегами-дипломатами, друзьями и знакомыми.

Неясно, почему Коллонтай так внезапно отозвали домой, но трудно поверить, чтобы решение было продиктовано заботой о ее здоровье. Само собой напрашивается объяснение, что приказ был связан с ее близкими и доверительными отношениями с семейством Валленбергов. В ситуации, когда один из членов семьи находился в заключении в СССР, она могла не справиться с конфликтом лояльности. Незадолго до Коллонтай был отозван и самый близкий ей человек, советник посольства Владимир Семенов, – без всяких объяснений и столь же поспешно. Эти меры свидетельствуют о том, что Сталин хотел быстро сменить руководство советского посольства в Стокгольме.