Равновесие Парето
Шрифт:
Потом был вид на школу. Трехэтажное здание, большие темные окна, заколоченные на первом этаже досками. Высокая жухлая трава, поднимающаяся почти до карниза.
Потом — опять мой привычный двор. Спустя сорок минут — пустырь с тропинкой, ведущей к Колодцам.
Я не видел, как меняется пейзаж за окном, будто невидимый режиссер всегда подгадывал время смены декораций. Я первое время метался из кухни в комнату, чтобы убедится, что в разных окнах — разный пейзаж. Я твердо решил, что я не сошел с ума, но меня так и подмывало выпрыгнуть в окно
Ни того, ни другого я не сделал. Я поразился своему спокойствию, своему внутреннему убеждению, что так не бывает — и сел пить чай.
Есть какие-то рамки, за которыми перегорают внутренние предохранители, и ты просто перестаешь воспринимать действительность критически?
Возле меня, прислоненное к холодильнику, стоит самодельное копье. Я смастерил его из алюминиевой трубки, найденной в кладовке, и самого длинного ножа, который смог найти на кухне. Нож с трубкой я соединил изолентой. Копье получилось не очень удобным, легкий вес не давал чувства уверенности. Но это было лучшим, что я смог придумать. Топора в доме у Дениса не оказалось, молоток болтался на высохшей ручке, а разводной ключ показался мне слишком коротким. А тех, кто гнался за мной ночью, я не хотел подпускать к себе близко. После того, что я видел и слышал этим днем, я был уверен — гнались за мной не обычные грабители.
Я со вкусом, не торопясь, пил чай. В животе требовательно заурчало, но я решил перетерпеть голод. Еду нужно экономить. Я на осадном положении.
Я однозначно решил убираться из Славинска. Без вариантов и сомнений. Дождаться вторника и как можно быстрее добраться до аэродрома. А там меня сам черт не остановит. Лишь бы Шишов прилетел. Лишь бы только прилетел.
Что будет, если вертолет не прилетит, я думать не хотел. От одной мысли о возможности такого становилось зябко и постыдно трусливо содрогалось что-то в душе. Потому что я очень, очень боюсь остаться здесь. Очень боюсь выйти за дверь. Боюсь выглянуть в окно. Боюсь думать о плохом.
Потому что просто не знаю, что будет дальше. И это заставляет нервно смеяться и зажиматься в угол в обнимку со своим детским копьем. Ведь страшно, когда от тебя ничего не зависит? Страшно.
А пока не думаешь — ты в порядке. Ты герой кино. Ты усмехаешься и не проявляешь интереса. Пусть ты на грани помешательства, но именно сейчас ты само хладнокровие.
Это так волна замирает на мгновение в самой своей верхней точке, чтобы потом обрушиться вниз. Обрушиться и разбиться.
Поэтому я пролил чай себе на брюки, когда кто-то требовательно постучался в дверь квартиры.
Ноги запутались в табуретке, я не с первого раза смог встать из-за стола. Грохнул чашкой об столешницу, стукнулся плечом о не вовремя начавшую закрываться дверь кухни. Засуетился с перепугу, не сразу понял, что нужно делать.
Стук повторился. И чей-то приглушенный голос из-за двери.
Схватив копье, я быстрым шагом оказался в прихожей. Замер, прислушиваясь. Желание не открывать дверь
Я вздрогнул, когда в дверь опять стукнули. С той стороны донесся знакомый басок:
— Открывай, твою на лево! Это я, добрый мишка Вини-Пух!
Карчевский плюхнулся на диван с ходу, откинувшись на спинку. Пружины жалобно заскрипели, что-то хрустнуло снизу. Но геолога это мало волновало.
Щеки у бородача были раскрасневшиеся, на лбу и носу скопились капельки пота. Сама борода была всклокочена больше, чем обычно, топорщилась в разные стороны как иглы у дикобраза. Глаза Олега блуждали по квартире, желваки играли. Но когда он поднял взгляд на стоявшего в дверях комнаты меня, то голос его был привычно спокоен и чуть насмешлив.
— Ты всем гостям в рожу пикой тычешь?
Я нисколько не смутился, лишь отставил копье в сторону.
— На меня напали вчера ночью, — сказал я, проходя в комнату и садясь на стул возле письменного стола.
— Напали? — переспросил Карчевский. — Кто?
— Не знаю, я убежал. Шел ночью от Юдина, по дороге кто-то погнался.
— Насильник, развратник и бабка с метлой, — продекламировал Олег, но тут же тряхнул головой. — Не обижайся, это из меня сарказм прет от нервов. Не догнали?
— Нет.
— Так, а гнался-то хоть кто?
— Не разглядел, темно у вас очень ночами.
— Что есть, то есть, — согласился Карчевский. — У тебя попить ничего не найдется?
Я встал и сходил на кухню за водой из графина. Бородач принял из моих рук граненый стакан, в три глотка осушил его, довольно крякнул. Отер мокрые усы.
— А я сегодня целый день как белка в колесе, с городом в пятнашки играю, — пробасил геолог. — Как утром из дома вышел, так до сих пор и на ногах. К Колодцам шел, да вот к тебе попал.
Мое самолюбие несколько задело то, что Олег так быстро охладел к моей истории, но я не стал дуться. Вновь сел на стул, спросил:
— А что случилось?
Карчевский хмыкнул, кивнул в сторону окна.
— Я вижу, у тебя тут то же самое.
За окном высилось хмурое серое здание с высокой полосатой антенной на крыше.
— Это институт геофизики, он на другом конце города, — пояснил Олег.
Я лишь кивнул.
— А я на всю эту свистопляску изнутри, так сказать, смотрел. Плутал, как слепой кутенок. Давно замечал, что местность скачет с места на место, но чтобы так, — Карчевский покачал головой. — Такого еще не было.
— А как это выглядит изнутри? — заинтересованно спросил я.
— А хрен его знает. Идешь по улице, все хорошо. Потом моргнул — бац, и ты уже в дом, который перед тобой возник, втыкаешься, — Олег хохотнул. — А вообще забавная шарада. Еще бы алгоритм понять.
— Я не хочу понимать. Я хочу домой, — произнес я. Вышло уныло.
Карчевский несколько секунд изучал мое лицо, потом махнул рукой, встал с дивана и протопал на кухню.
— Я закурю? — донеслось до меня, и тут же чиркнула спичка.