Равновесие

Эпизод "Похитители икон".

Засидевшийся допоздна следователь уже собирался идти домой, как дверь тихонько приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась худощавая рука медэксперта с бутылкой "Абсолюта".

– Ну, заходи, Михалыч! Сам алкаш и других подбиваешь!
– пригласил он в кабинет давнего приятеля и сослуживца.

– Да куда я от поминок денусь, Сергеич!
– появился из-за двери судмедэкспeрт Михалыч в белом мятом халате.

Михалыч был закоренелым холостяком и помимо своей работы занимался "бальзамированием" умерших, за что и получал от скорбных родственников обильно алкоголь.

Сергеич

достал из пакета так и не съеденный за день "тормозок", заботливо приготовленный его супругой.

– И у меня кое-что найдётся!
– ехидно улыбнулся Михалыч, доставая из оттопыренного кармана "гигантскую" головку чеснока. "Завтра с ним лучше не встречаться!" - с ужасом подумал Сергеич.

Как полагается, после второго "стаканчика", они принялись живо обсуждать сегодняшнее происшествие, а именно, три трупа в разбившейся машине, в багажнике которой обнаружили старые иконы.

– Вот ведь какое дело, Михалыч! Несмотря на то, что один из погибших был одет в рясу священника, все трое оказались мошенниками "высшей пробы". Один входил в доверие служителям церкви, называя себя странствующим монахом. Другой - торговец антиквариатом с тёмным прошлым, а третий бандит и по-совместительству водитель. Все вместе специализировались на воровстве икон с иконостасов. Недавно обворовали церковь в соседнем посёлке, а что бы следы замести ещё и подпалили её. Представляешь, церковь эта нашествие Наполеона пережила и все последующие войны! Люди теперь деньги собирают, на восстановление, но разве такое восстановишь!?! Помимо икон в багажнике, нашли ещё в кабине вот эту картину.
– возмущённо говорил следователь, доставая из сейфа квадратную доску, размером с обычную книгу.

– А ну дай-ка погляжу!
– принялся вертеть в руках картину на доске судмедэксперт.
– Так, так, так! Фламандская школа, северная Германия, 15 век. Художники тогда только начали изображать тени от людей и предметов, источника света мы на картине не видем, но игра "свет - тьма" явно удалась художнику и правило "золотого сечения" соблюдено!
– увлечённо говорил Михалыч, не заметив, что из широко открытого рта Сергеича шлёпнулась на пол откушенная колбаса.

– Похоже у меня "белочка"!
– наконец то выдавил из себя Сергеич.
– Откуда ты это знаешь, Михалыч?
– спросил он, признаваясь себе в том, что недооценивал коллегу.

– Отец был искусствоведом, а я в юности зачитывался книгами из его библиотеки.
– довольно ответил Михалыч.
– Период этот называется "Поздняя готика" и художники того времени стремились предать своим картинам равновесие.
– продалжал он, перевернув "вверх ногами" картину.

– Какое ещё равновесие.
– скривив шею, пытался что-то понять Сергеич.

– Вот, посмотри! Если что-то, фигура, предмет или движение, изображено слева на картине, то справа будет что-то тоже подобное. Художник тогда переворачивал картину и несколько дней смотрел на неё так, а потом пытался достичь идеального равновесия, дорисовывая образы. Ба-а-а! Погляди-ка! Лица то знакомые, уж не наши ли это покойнички? Тут ещё, видишь, крючки сбоку - должны быть две створки побокам!
– вдруг обнаружил недостачу эксперт.

– Эти что-ли?
– достал из стола Сергеич две, завёрнутые в газету, дощечки поменьше.
– нашли на пепелище, где церковь стояла.
– вспомнил о дополнительных вещдоках он.
– Чудом уцелели!

– Прекрасно! Теперь мы можем всё полностью рассмотреть.
– обрадовался Михалыч.
– Художники средневековья писали картины как книги, повторяя фигуры и их можно читать слева направо.

На левой "створке" были изображены трое людей в одеждах старого покроя. Один из них держал красивые старинные предметы в руках, другой был в чёрной рясе с крестом, а третий с ножом на поясе. Посередине, на доске побольше, та же троица сидела за столом, на котором лежал мешочек с деньгами и несколько

откатившихся монеток. На правой "створке" стояли те же люди с окровавленными лицами, но вместо всех предметов у них были ножницы.

– Что-то я не пойму, причём тут ножницы?
– спросил друга следователь.

– Тут всё просто! В старину ножницы обозначали символ смерти, подразумевалось, что они перерезают "нить жизни".
– ответил Михалыч.
– Вещая какая то картина! Слева на заднем плане контуры какого-то разрушенного здания, а справа, для равновесия, какой-то валун, но контуры его точь в точь перевёрнутая машина...

...

После того, как дело об мошенниках по иконам было закрыто, Сергеич пошёл в отпуск. Вернувшись из него, он с удивлением узнал от сослуживцев, что судмедэксперт Михалыч расчитался с работы и ушёл в монастырь. В сейфе он обнаружил, забытую всеми, картину на деревянной доске с двумя створками. Но на ней уже было совершенно другое изображение: Слева был нарисован монах, который отбрасывал в сторону какой то сосуд, похожий на бутылку. Посередине тот же священник читал в церкви проповедь прихожанам. А справа был он же, но в руке у него был голубь вместо бутылки. "Равновесие" - подумал следователь, узнавая в нарисованном священнике бывшего судмедэксперта Михалыча...

Эпизод "Чёрные орхидеи".

Отец Михаил сидел в трапезной и размышлял. Бывший судмедэксперт-алкоголик, по прозвищу Михалыч, стал совершенно другим человеком. Время проведённое в монастыре ещё больше укрепило его в желании посвятить всю свою оставшуюся жизнь служению Богу. Его сослуживцы, в особенности друг детства следователь Сергеич, так и не смогли понять его решения. Для них жизнь продолжала течь в мирской суете, но он уже не мог так жить. Вчера разговаривал по телефону с Сергеичем, так он такую околесицу нёс, и про молодых монашек, и про грешные пристрастия свяшеннослужителей. Стоп! Сергеич упомянул какую то молодую монашку, укутанную в чёрный балдохон, которая, якобы по его просьбе, пришла за старинной иконой с двумя створками из храма. Тот триптих из разбившейся машины похитителей икон, уже давно без надобности занимал место в сейфе следователя Сергеича и он с радостью отдал его "монашке" по назначению. Внезапный звук разбившегося горшка отвлёк отца Михаила от его мыслей. Ответственная за послушание по уборке храма и на кухне, служительница Тамара, причитала над разбитым цветочным горшком.

– Ой, боженьки, боженьки! Такой красивый горшок разбила, неуклюжая корова! Новую Церкву отстроили, а подоконники как были узкими, так и остались!
– бормотала в пол голоса Тамара.

– Ты мне лучше скажи, Тамара, чего ты везде сама управляешься? Есть ли у тебя помошницы молодые?
– спросил расстроенную служительницу Отец Михаил.

– Да откуда же ей быть, вот уж годков 15, и при покойном Батюшке Данииле, до пожара, тут одна управляюсь.
– ответила Тамара.

– А слыхала ли что-нибудь об иконе заморской с двумя створками, которая в этом храме хранилсь?
– снова спросил Батюшка.

– Как же не слыхала? Слыхала, только не хранилась она здесь! Её колдун Архипий перед пожаром принёс.
– перекрестившись ответила служительница.

– Вот оно как! А кто такой этот Архипий? Расскажи мне о нём.
– не прекращал расспросы Отец Михаил.

– Лекарь местный, отшельником жил, поговаривают, с нечистым дело имел.
– опять закрестилась Тамара.
– Батюшка наш бывший, Царство ему небесное, из рода священников был. Всю его семью перед войной в Сибирь сослали, он тогда мальцом был. Вернулся уже мужиком, да не один, а с сотоварищем по лагерям, Архипием. Отец Даниил заброшенную церковь отремонтировал и службы стал проводить, благо служкой при Батюшке родном был. Уж как только его советские злыдни не травили...