Рай, ад и мадемуазель
Шрифт:
— И конечно, приложить усилия для привлечения новых клиенток?
Шанталь с сомнением посмотрела на юношу, и Кристофер понял, что ему придется отбросить самые смелые идеи. Сейчас главное — удержаться на гребне волны. Но чистокровный скакун воображения уже почувствовал свободу — и устремился вдаль.
— Чуть ли не самое знаменательное событие за всю историю моды! — как всегда, радостно съязвила Саманта. — Какая возможность! Ты, Кристофер Хатчинс, станешь следующим Кристианом Диором.
— Может быть, —
— Эй, а я могу стать твоей женой — еврейской Диор! — Девушка давилась от смеха. — Но серьезно, подумай о прессе. «Англичанин покоряет Париж».
Она замолчала и тревожно поглядела на друга.
— Ты ведь собираешься покорить его? В твоем мозгу роятся миллионы гениальных идей!
Он обнял ее.
— Я разнесу «Деланж» в пух и прах — и построю заново. Шокирую всех.
— Да, но не забудь об одежде, «которую можно носить». Давай пообедаем в «Ла Кетш». Не верится, что Шанталь Деланж решилась на такое! Скажи ей спасибо: ну, знаешь, секс из благодарности.
— Ей это не нужно, она замужем, — протараторил Кристофер.
— А ты видел ее мужа?
Саманта взяла юношу под руку и повела в «Ла Кетш» — изящное сочетание продуктового магазина и кафе-ресторана — в конце улицы.
— У меня тоже есть новости.
Девушка сделала заказ, меняя ингредиенты в блюдах. А когда официант удалился, подалась вперед.
— Я сказала отцу, что встречаюсь с немцем, — простонала Саманта. — Я пишу папе каждую неделю, рассказываю, как живу.
Она порылась в сумочке и достала письмо.
— На ломаном английском — отец не получил классического образования. Но это не помешало ему в тридцать лет заработать первый миллион. Это письмо знаменует конец моего детства. Наверное, в двадцать пять слегка поздновато?
Девушка сняла с сумки шарф от Шанель и повязала на голову.
— Еврейский ритуал? — спросил Кристофер, наблюдая за подругой.
— Нет, мне просто нравится одеваться по случаю, — объяснила Саманта. — Я прочитаю письмо, как папа.
Она прокашлялась.
— «Моя дорогая малыш Сэмми», — начала американка со странным акцентом.
Кристофер удивился.
— Ты транслируешь через свое тело дух отца?
Саманта сердито глянула на него.
— «Всегда я радостен, когда читаю твои славные дастежения во Париже, — продолжила девушка. — Твои дастежения делают тебя образованной молодой леди, и папочка очень тобой гордится. Так я был радостен, когда прочитал, ты нашла мужчину который тебя любит и обращается с тобой как с Принцесой».
— Это Клаус, — прервавшись, напомнила Кристоферу Саманта.
— «Но я чуть не отдал концы, когда прочитал, что он немец. Сэмми, ты как могла так поступить со мной? Может, его отец или дед был нацистом. Ты спросила это, перед тем как позволить ему любить тебя? Может, ты забыла, что нацисты убили твоих бабушку и дедушку? Возможно, ты целуешь сына убийцы! А теперь порадуй своего папочку, избавься от этого нациста. Конечно же, в Париже много свободных французов. Такой
Она подняла на Кристофера заплаканные глаза.
— Папочка — единственный мужчина, который считает меня красивой.
Девушка опустила письмо и убрала шарф, не отрывая взгляда от Кристофера.
— Клаус — фашист? — шепотом спросила она.
— Если я правильно помню уроки истории, фашистов наголову разбили в сорок пятом, — проговорил британец.
— Фух! Повезло Клаусу.
Саманта обмахнула лицо письмом.
— В Беверли-Хиллз и в Нью-Йорке мы не знали ни одного немца. Папа не предупреждал меня о них. Хотя моей странной семейке свойственны такие запреты. Я вижу все иначе: для папы немец — это нацист, для меня — великолепный любовник с неподражаемым марширующим ритмом. Да еще и талантливый модный фотограф. Мне повезло с Клаусом. Я не могу бросить его!
— Надеюсь. Он так сильно увлечен тобой! Что скажешь отцу?
Девушка на мгновение нахмурилась.
— Думаю, пошлю открытку с Эйфелевой башней и скажу — очень тактично, конечно: иди куда подальше. По-венгерски. — Она неотрывно смотрела на Кристофера, ослепительно улыбаясь. — А пока начну менять Клауса. Ну, знаешь, сделаю его более французом, нежели немцем. Все дело в образе.
Девушка просияла, допивая кока-колу.
— Спасибо, что выслушал. А теперь подумаем, как превратить «Деланж» в самый шикарный дом на планете. Даже лучше «Шанель».
— Девушки, знакомьтесь, это Софи, — провозгласила глава ателье. — Она будет проходить stage [49] у нас.
Софи неуверенно зашла в мастерскую. Остальные работницы посмотрели на нее. Моник очень внимательно оглядела симпатичную новенькую — и внутри поднялась волна противоречивых эмоций. Одна из них — зависть. Скромница увидела в этой девушке угрозу.
Остальные с первого взгляда поняли, что Софи лучше одевается и красивее говорит: очевидно, испорченной богатенькой девочке понадобилась stage, чтобы подняться по карьерной лестнице.
49
Стажировка (фр.).
Работницы садились на скамью, совсем новеньким приходилось протискиваться на незавидное место посередине. Чтобы забраться туда, Софи подняла изящную ножку, показав дорогие туфли.
«Неужели не понимает, что такая роскошь вызовет только зависть?» — подумала Моник. Она искоса наблюдала за Софи. Та присела рядом с Матэ из Алжира и спокойно занялась подкладками для юбки. Пахло от новенькой дорогими духами.
Мраморно-бледная кожа Софи, зеленые глаза, роскошные рыжие волосы, манера держаться так, словно она из другого мира, — Моник не могла оторвать от девушки взгляд. Она постаралась сосредоточиться на работе.