Рай, ад и мадемуазель
Шрифт:
— Занимайтесь любовью, а не войной! — выпалил «модный шпион». — Кто говорил про секс? Я хочу жениться на тебе. Твой отец считает, что тебе нужны детишки и стабильная жизнь.
— Женишься на мне ради секретов мира моды?
— Как только разведусь, — ответил он, выпивая вино.
Здравый смысл надрывался: «Насладись шампанским, а потом делай ноги!» Но Саманта не слышала сама себя.
— Я никогда не видела номера в «Рице». Там красиво?
«О боже! — подумала американка час
— Лучший секс в твоей жизни? — спросил мужчина, падая на кровать.
Саманта мельком глянула на него. Блаженство отдавалось эхом во всем теле.
— Вряд ли бы ты спросил, если бы сомневался, что тебе громко ответят: «Да!»
— Ну и?
— Хм… Сверюсь с дневниками.
— Ты пишешь там про секс?
— Нужно же кому-то рассказывать!
— И что напишешь про меня?
Саманта внимательно посмотрела на любовника.
— Пожалуй, «бесконечная прелюдия».
Джерри взглянул на часы.
— Тридцать минут не бесконечность.
— Хорошо, тогда: «Неплохо. Бывало и хуже».
Обиженное выражение лица парня снова пробудило в ней желание.
Он порылся в вещах и протянул девушке большой блокнот.
— Вот! Зарисуй несколько деталей от Коко на следующую весну. Хороший старт, чтобы оторваться от соперников.
— А ты неробкого десятка! — выкрикнула Саманта и начала искать нижнее белье, раскиданное по номеру. — Я бы не сделала этого даже ради отца. Или мужа.
Саманта одевалась, пылая праведным гневом. Джерри заказал еще шампанского в номер. По крайней мере, он знал, как обращаться с дамой.
Но мужчина — модный шарлатан, мастер подделок, создающий обманчивое великолепие!
Кем этот парень возомнил себя? Саманта нашла ответ, пока поправляла макияж в ванной: в адресе на подписке «Таймс» говорилось «барон фон Шлоссберг». Барон!
Вскоре девушка вышла из отеля и сразу позвонила отцу.
— Ты давал мой телефон парню по имени Джерри Шлоссберг?
— Если этот мерзавец тебя обидел, ему не жить, — прокряхтели на том конце провода.
— Ты сказал ему, что я хочу замуж?
— Я сказал, что этого хочу я. Что плохого? Он симпатичный, вы занимаетесь одним делом. Саманта, у тебя все могло сложиться куда хуже…
— Но он подделывает вещи!
— На этом можно заработать миллионы.
— Он ожидал, что я предам Шанель.
— Саманта, что он сделал?
Девушка глубоко вздохнула.
— Папочка, мадемуазель Коко — часть нашей истории. На Джеки Кеннеди был ее костюм, когда убили президента. Я горжусь, что знакома с мадемуазель. Пожалуйста, не жди от меня предательства.
— Но он предлагает тебе выйти за него.
— Папа, мы совершенно не понимаем друг друга! Удивительно, что я вообще тебя слышу! Ты выводишь
Американка положила трубку и, глядя на нее, покачала головой.
— Спасибо за сногсшибательный секс, папочка, — добавила она.
После встречи с «бароном» Клаус стал казаться Саманте еще надежнее. Через два дня он вернулся из Германии. Мучаясь угрызениями совести, девушка надела черное нижнее белье и радушно встретила любимого.
— Я не ценила тебя. — Она обняла мужчину. — Мне было так одиноко.
— Ради этого стоит приезжать домой, — засиял Клаус.
Шанель пригласила их троих в салон.
Моник надела очки — глаза устали от шитья.
Саманта взяла напрокат розовый костюм от Шанель, пообещав заплатить за химчистку.
Кристофер приехал с Левого берега на такси.
Мадемуазель налила каждому шампанского.
— A votre sant`e! [112] — подняла она бокал.
112
Ваше здоровье! (фр.).
Молодые люди сделали по глотку и выжидающе посмотрели на пожилую даму.
— Я плохо спала, — сказала Шанель. — В четыре утра проснулась и подумала: что случится, когда меня не станет? Кто возглавит дом? Мне восемьдесят семь, я не буду жить вечно.
— Мадемуазель, вы энергичнее любого из нас, — ободряюще пробормотала Моник, поглядывая на остальных.
— У меня нет семьи, — жалобно простонала Шанель.
«Ложь», — подумали все как один, обмениваясь взглядами.
— Кто будет моделировать для моего дома?
Молодые люди молча пили шампанское.
— Direction не даст кутюр погибнуть, даже если они будут продавать только духи, — думала вслух Габриель.
Еще больше косых взглядов.
— Я хочу, чтобы вы трое участвовали в этом, — решительно заявила она.
Они уставились на старушку.
— Вы все талантливы. В одиночку никто не продолжит мое дело как надо. Если Софи вернется в Париж, я хочу, чтобы она к вам присоединилась. Будучи лицом «Шанель», она продала больше парфюма, чем любая модель до нее.
Они не осмелились вновь обменяться взглядами.
Кристофер прокашлялся.
— Мадемуазель, вы сделали нам огромный комплимент, — начал он. — И даже больше: это честь для нас.
— Но я не раздаю почести, а хочу убедиться, что дом не уйдет в прошлое.
— Мадемуазель, мы польщены больше, чем можем выразить словами… — заговорила Моник.
Повисла долгая неловкая тишина.
Потом они немного поболтали — пожилая дама так это любила! — и наконец проводили Шанель до «Рица», чтобы она переоделась к ужину.