Рай без памяти
Шрифт:
— Детские забавы.
— Не знаю. Может быть, мне подключили какие-то знания, каких у тебя не было, может, развили заложенные, но за девять с лишним годков работы в Би-центре я стал математиком, от которого не отказался бы сам Колмогоров. В моей лаборатории — туда никто не войдет, кроме меня, — я уже подхожу к проблеме их силового поля. Математически я его вижу, не хватает немного, чтоб рассчитать. Заходи, покажу тебе такие уравнения — ахнешь. Издашь в Москве — скажут, советский Бурбаки.
— Как же зайти, когда, кроме тебя, никому хода нет?
— Сбрей эту дурацкую бороду — пройдешь. Ни
— Рассчитывал.
— Подменить? Смысла не имеет. Вдвоем лучше получится.
— А почему ты работаешь с этой камарильей? — нахмурился Зернов.
— Я работаю с вычислительными машинами. Понятия не имею о том, что происходит в Городе.
— Была у меня такая страстишка, — задумчиво произнес Зернов: изучая свое второе «я», он словно оценивал сам себя, свою молодость, свои ошибки и промахи, — научное червячество. Я-то освободился от нее, а у тебя ее гипертрофировали.
— Вероятно, надеялись, что преданность науке все определит и направит.
— Направить направило, — усмехнулся Зернов. — На запасной путь. В тупичок. Никчемный вышел из тебя социолог. Кстати (хотя то, что он спросил, было совсем некстати), из твоего Би-центра можно закрыть вход в континуум, лишить Город продовольствия?
— Можно, — согласился Зернов-дубль, — есть такая Энд-камера. Между прочим, даже я туда не могу войти. Этим правом обладает только один человек в Городе.
— Ну что ж, — вздохнул Зернов, — подумаем, поразмыслим.
О чем он хотел поразмыслить, я так и не понял, но его дубль догадался. Он понимающе улыбнулся, встал и, не прощаясь, пошел к выходу.
— Искать меня не надо. Найдешь, когда вспомнишь.
— Знаю.
Мартин угрожающе шагнул навстречу.
— Пропустить? — спросил он.
— Конечно, — сказал Зернов, — ведь это — я.
Долго длилось молчание, в котором только мы с Мартином участвовали из вежливости. Для жителей Города, никогда не видавших своих земных аналогов, было даже страшновато наблюдать эту встречу. Но она освободила каждого от гнездившегося где-то в сознании чувства неполноценности. Сейчас они убедились в том, что их земные предшественники и они сами, в общем-то, живут и развиваются по-разному, биологически идентичные, но психологически независимые, каждый со своим миром, своими мыслями и своим путем в жизни. Никто не спросил Зернова, о чем они говорили, — все понимали, что разговор был личный и не враждебный, но несомненно важный, потому что Зернов — это было ясно для каждого — что-то подсчитывал или рассчитывал в уме: даже губы его шевелились.
— Что-нибудь важное? — спросил Томпсон.
— Очень. Он напомнил мне о том, что может способствовать или помешать нашей победе.
Я-то знал, но другие переглянулись, не понимая.
— О Вычислительном центре, — сказал Зернов.
37. Судьба Онэ
Я вернулся в городок за колючей проволокой, не повидавшись с Корсоном Бойлом, но выполнив его первый приказ. Одиннадцать водителей и тридцать четыре возчика, педантично подобранные Фляшем — целый отряд разведчиков, — уже просачивались на территорию лагеря. Непрерывная связь с руководством Сопротивления уже была обеспечена.
Оливье
Онэ с каменным выражением чиновничьей послушливости положил передо мной списки информаторов — несколько страниц, мелко исписанных ровным писарским почерком, — перечень кличек и лагерных номеров. «Кто работает непосредственно на Бойла?» — поинтересовался я. Онэ с деланным недоумением пожал плечами: не знает. Я сунул списки в стол, что позволило Онэ, уходя, елейно заметить: списки, мол, должны храниться в сейфе и никто в лагере, кроме меня и его, не должен знать об их существовании. Через секунду он вернулся и доложил, что в приемной ожидает вызванный мною Джемс.
Он и сейчас глядел на меня волк волком, даже отросшие его волосы по-волчьи топорщились. Письмо отца он прочел внимательно, вглядываясь в каждую букву, даже на свет посмотрел.
— Где написано? — спросил он.
— У меня в номере. Думаешь, подделка?
— Нет, просто я знаю цвет чернил в «Омоне».
— Все еще не веришь?
— Чему? То, что ты связан с Сопротивлением, я знал еще в Городе. Но в степень твоей искренности — прости…
Я оставил яд реплики без внимания.
— Содержание письма мне известно. Ты должен связать меня с руководством подпольщиков.
— Ничего я не должен. Совет отца — это еще не приказ комитета.
Тогда я сказал, подчеркивая каждое слово:
— В ясный день друзья улыбаются, юноша.
Джемс качнулся на стуле, заметно побледнел и вскочил.
— Как ты…
— Отзыв! — гаркнул я.
Он сник и тихо, еле слышно ответил:
— Улыбка друга радует и в ненастье.
Улыбки я не увидел, но на этом пароль и отзыв уже не настаивали.
— Когда и где? — спросил я.
— В заброшенной каменоломне у Голубой рощи. Там есть заросшие бурьяном карьеры. А вот когда… — Он задумался.
— Сегодня.
— Лучше завтра. Трудно собрать всех за один день.
— Начнешь работать с Онэ. Не спускай с него глаз. Я подозреваю его в работе на Бойла. Связи с Городом у него нет, но он будет ее искать. Единственный телефон у меня в кабинете. Следи в оба, когда меня нет.
— Хорошо.
— Узнай по всем секциям, с кем связан Бойл вовремя его инспекций. Кто из администрации навещает его. Мне нужны клички и номера к встрече с комитетчиками.
— Хорошо.
Я вызвал Онэ: