Рай на заказ
Шрифт:
— Это было совершенно опьяняющее чувство…
— Вам казалось, что сама смерть вам не страшна?
— Мне казалось, что я… летел.
Президент снова кивнул, на этот раз с пониманием:
— Скоро весь мир узнает это чувство. Завтра я торжественно объявлю о появлении нового вида транспорта. О катапульте. Надеюсь, легкое опьянение от пользования им сможет сравниться с головокружением, возникающим от быстрой езды на мотоцикле.
— Я в этом уверен, — ответил я.
Он провел рукой по моему лицу, будто желая составить представление о моем облике. Затем
Казнь через повешение проходила в уютном сквере во дворе моего дома. Лучи утреннего солнца заливали окрестности.
Посмотреть на церемонию собралась целая толпа: полицейские из ПБЗ, зеваки и несколько знакомых лиц.
В первом ряду стояла моя мать. Низкая, тщедушная фигурка в черной куртке. Каждый раз, когда она пыталась взглянуть на меня, ее лицо искажалось от горя. Справа от нее стояла Элизабет, проявлявшая гораздо больше эмоций.
Кто-то раздвинул толпу, чтобы подойти поближе ко мне. Это была Сабрина Альварес. Она явилась без отца, зато с братом, Джоном, пресловутым директором департамента КНМ. На ней были черная блузка и юбка с разрезом, открывавшая ее потрясающие ноги и самый кончик хвоста дракона. Ее лицо было закрыто вуалью, и она рыдала так, будто была моей вдовой, а ведь когда мы расстались в прошлый раз, она была совершенно довольна происходящим. Теперь я понял, почему ей так легко удалось обвести меня вокруг пальца.
Ничего не скажешь, актрисы обладают огромным талантом в подобных делах.
Ну что ж, по крайней мере, моя смерть поможет уничтожить мотоцикл, загрязняющий окружающую среду.
Я вновь подумал о том захватывающем ощущении, которое испытал сидя в седле «харлея», когда разогнался до 220 километров в час.
Итак, вот, значит, какое чувство лежит в основе процесса, поставившего наш мир на грань уничтожения.
Полицейский из ПБЗ подтолкнул меня к дереву, которому предстояло стать моей виселицей. Я взглянул на пеньковый канат. Претензий к его качеству возникнуть не могло. Кто-то даже нанизал на него кожаное колечко, чтобы конец веревки не растрепался. Славная работа.
На скользящий узел только что уселся воробей с привязанным к лапке смс-сообщением. Но у меня руки связаны за спиной, как же я его прочитаю…
«Кому-то есть, что сказать мне, кто-то даже в этот момент думает обо мне».
Офицер ПБЗ перечислял предъявленные мне обвинения. Я слушал его вполуха.
…использование машины с двигателем внутреннего сгорания… курение сигары… использование оружия на основе пороха… употребление в пищу трупа быка… безответственное и эгоистичное поведение… бесчестье семьи… опозорил память своего отца, героя борьбы против загрязнения окружающей среды…
Я почувствовал, что устал. Когда же все это кончится?
В завершение офицер назвал меня человеком, недостойным того, чтобы жить. Мерзавцем. Лжецом. Скотиной. Предателем дела ПБЗ, членом которой я был когда-то. Позором ОЮЗП, старавшихся дать мне элементарное представление об экологии. Помехой для окружающих.
Он напомнил о семи законах, о защите окружающей среды в масштабах планеты, о тяжести моих преступлений, о том, что я попрал все эти установления. Это заняло много времени. Слишком много.
Я разглядывал воробья с эсэмэской, который ждал меня.
«Кто же мог прислать мне сообщение?»
Затем начались приготовления к казни.
Я должен был подняться по приставной лестнице. За мной по пятам следовал палач, который продел мою голову в петлю и поправил скользящий узел. Воробей вспорхнул, но тут же снова уселся на ветку рядом со мной.
Специально назначенный офицер повесил мне на шею позорную табличку, на которой крупными красными буквами было написано: «ЗАГРЯЗНИТЕЛЬ».
Несколько зевак, пришедших полюбоваться на зрелище, принялись свистеть и выкрикивать оскорбления.
Палач убедился, что все в порядке, и сделал знак офицеру.
«Что ж, вот и все».
Время, которое до сих пор вяло текло где-то рядом, тут же превратилось в жестокое настоящее. Канат, сдирающий кожу на шее. Опрокидывающаяся табуретка. Ноги, судорожно бьющиеся в воздухе. А затем я перестал дергаться и начал задыхаться. Горло горело, как при тяжелой ангине. Я надеялся, что казнь окажется быстрой и безболезненной, но мучениям пока не было конца.
Маленький воробей смотрел на меня, удивленный тем, что я не распечатываю сообщение, привязанное к его лапке.
Когда язык вывалился у меня изо рта, птичка подлетела поближе, словно собираясь попробовать этот розовый фрукт.
«Увы, старик, тебе придется подождать. Через несколько дней, когда процесс разложения зайдет слишком далеко и соседи пожалуются на неудобства, меня отправят на компост. И если меня закопают под каким-нибудь фруктовым деревом, ты сможешь поклевать плод, в который я превращусь».
Воробей склонил голову набок. По крайней мере, он меня не осуждает. Он живет в настоящем. Он свободен.
Мой взгляд обратился к облакам. Я больше не слышал гула толпы. И подумал, что этот мир все равно обречен: они продолжат загрязнять его — по глупости, из жадности, из-за непонимания.
Президент прав: удовольствие сделать «врррум-вррум» педалью газа всегда окажется сильнее желания спасти наших детей.
Сабрина Альварес просто обнажила черную сторону моей натуры. Другие негодяи обнажат черную сторону натуры других людей.
«Как мало нужно, чтобы все полетело в тартарары».
2. Интермедия: Истина — в пальце
Когда Мудрец указывает на луну, дурак смотрит на его палец (китайская поговорка).
Когда Мудрец объясняет, что его палец совершенно неважен и что интерес представляет только луна, дурак слушает Мудреца и приходит к выводу, что тот говорит действительно здорово (современный вариант вышеупомянутой поговорки).