Рай на заказ
Шрифт:
Полковник подошел к выставленным в ряд яйцам. В оранжевом свете видны были этикетки с надписью «Ева» и трехзначными номерами.
— А ведь сегодня особенный день, Мадлен.
— Да?
— Ваш день рождения. Правда? Я совсем забыла… Моя мать вместе… с вашей решила устроить маленький праздник.
— Вот так-так!
— Знаю, вашего мнения на этот счет не спросили. Но я считаю, это хорошо. Они уже заказали шикарный ресторан на этот вечер.
Мадлен энергично покачала головой:
— Исключено! У меня тут вот-вот начнет вылупляться первый человек. Я ни
Мадлен подвела полковника к застекленной комнате, также залитой ярким оранжевым светом. Там находилось всего одно яйцо, окутанное поднимавшимися вверх клубами пара.
Термометр показывал 37,2 °C.
— Высиживание яйца с Евой-103 продолжается почти восемнадцать месяцев. На рентгеновских снимках видно, что зародыш практически доношен. Он готов вылупиться. Это первое человеческое яйцо, в процессе созревания которого не произошло никаких отклонений.
Мадлен включила монитор, и Жерар различил темный силуэт зародыша, медленно плававшего в вязкой жидкости.
— Восемнадцать? Но ведь человеческий зародыш развивается за девять месяцев…
— А вот и нет. Нормальный период созревания человека составляет восемнадцать месяцев. Организм живородящей матери выталкивает нас через девять месяцев после зачатия, так как таз у женщин слишком узок, чтобы обеспечить проход зародыша, достигшего полной зрелости.
— Вы хотите сказать, что мы все рождаемся недоношенными? — с недоумением спросил полковник Пантель.
— Конечно. Потому что, если перейти на понятные военным термины, ствол орудия слишком узок и снаряд может застрять. Вспомните, сколько женщин умирало раньше во время родов от кровотечения. Все потому, что слишком крупные дети, выходя наружу, разрывали шейку матки.
Однако офицера, похоже, это не убедило.
— Если вы сомневаетесь, сравните людей с лошадьми. У них беременность продолжается восемнадцать месяцев, и всего через несколько минут после появления на свет жеребята способны прыгать и самостоятельно искать пищу. А человеческий ребенок, рожденный через девять месяцев после зачатия, не умеет ни ходить, ни питаться без посторонней помощи.
— Это действительно весомый аргумент. Значит, ваша Ева-103 провела в яйце восемнадцать месяцев и с минуты на минуту готова вылупиться?
Мадлен кивнула.
— Ева-103… Она неуязвима, как царь Митридат.
Девушка повернула выключатель, и в динамиках стало слышно, как бьется сердце зародыша.
Царь Митридат каждый день принимал небольшую дозу яда, чтобы привыкнуть к нему.
— Так и вы приучили Еву-103 к радиации, чтобы этот яд не смог причинить ей вреда.
— Совершенно верно. Яйцо непрерывно подвергается радиоактивному излучению, уровень которого я постепенно увеличиваю.
Мадлен нажала на кнопку, и белую скорлупу осветил мигающий зеленый свет.
— Благодаря этому после рождения Ева-103 будет абсолютно невосприимчива к радиации.
— Мадлен, вы — гений! Но очень бледный! И у вас сегодня день рождения. Послушайте, я не думаю, что вашим исследованиям повредит, если вы всего на час покинете лабораторию. Даже куры не сидят на яйцах неотлучно.
Колонна
Из них стремительно выскочила группа телохранителей с наушниками внутренней связи. Следом, держа за руку Мадлен Валлемберг, появился полковник Пантель.
Мадлен с наслаждением вдыхала свежий воздух. Замерев на несколько секунд, она посмотрела на звездное небо. Настоящее. Она и забыла, как приятна жизнь вне четырех стен; ее восхищали запахи и ветерок, освежающий кожу.
Полицейское оцепление и группа фотографов тоже были тут, что означало: информация о семейном празднике уже просочилась к посторонним людям. Ее ждали. У Мадлен возникло ощущение, что она попала в западню, однако присутствие полковника, не выпускавшего ее руки, успокаивало ее. Репортеры непрерывно фотографировали кортеж, пока он не добрался до лифта, поднимающего посетителей в ресторан «Жюль Верн» на втором этаже Эйфелевой башни.
Карина и Мария-Жозефина уже наполняли бокалы шампанским.
— С днем рождения, Мадлен! — воскликнули они хором.
Девушка заняла свое место, радуясь тому, что снова общается с людьми. Жерар Пантель сел рядом с ней, по-прежнему не теряя бдительности.
Метрдотель принес поднос с маленькими вазочками, наполненными черными крупинками.
Мадлен спросила:
— Что это?
— Черная икра.
— Увы, с тех пор, как я стала работать с яйцами, я больше не могу их есть. Ни икру рыб, ни куриные или перепелиные яйца, ни тараму [42] . Я думаю, что всякое живое существо имеет право достичь зрелого возраста.
42
Тарама — блюдо греческой кухни из копченой икры трески.
— Черт, — сказал Жерар Пантель. — Я должен был об этом подумать. Значит, вы не едите детенышей… Ни телятины, ни молодого барашка?..
— Ни поросят, ни кабанят.
Он налил Мадлен выпить и заказал блюда из овощей.
Карина подняла бокал:
— За яйца!
— За детей, которые растут! — поддержала ее Мария-Жозефина.
— За жизнь, которая продолжается, несмотря ни на что! — продолжила Мадлен.
— За дам! — провозгласил полковник. — Я согласен с поэтом и считаю, что «женщина — это будущее мужчины».
— За женщин! — подхватили обе матери.
Мадлен застыла, словно ей внезапно сообщили о катастрофе.
— Я что-то сказал не так? — спросил Жерар.
Помедлив, девушка объяснила:
— Все яйца с мужскими зародышами погибли в первые недели высиживания. Только женские зародыши выдерживают более десяти месяцев.
Полковник налил ей еще шампанского, и Мадлен продолжила:
— Это означает, что если начнется война… Если этот пакистанский псих применит свой «Big Crunch», а мои яйца сумеют выдержать этот удар и из них на свет появятся невосприимчивые к отраве люди, Землю будут населять только женщины.