Районные будни

Овечкин Валентин Владимирович

— Членами правления выбрали Дуньку Сорокину и Марфу Рубцову, — продолжал рассказывать старик. — А в председатели обратили, стало быть, меня.

— Тебя? Ты — председатель?

— Начальство!.. За неимением гербовой… Есть ещё один мужик на хуторе, грамотнее меня, молодой парень, инвалид. Ну, тот — тракторист. Может, по специальности придётся ему поработать.

— Есть тракторы у вас?

— Тракторов нету. Угнали куда-то, — старик махнул рукой, — ещё при первом отступлении. Успеют ли к весне повернуть их сюда?..

— Как ваш колхоз назывался тут

до войны?

— «Заря счастья». Так и оставили… Назад нам дороги нету, товарищ лейтенант. Как вспомнишь, что у нас было при надувальном хозяйстве…

— При каком хозяйстве?

— Дед, должно быть, хочет сказать: при индивидуальном хозяйстве, — пояснил старшина.

— Вот то ж я и говорю — надувальное хозяйство. Кто кого надует. И середнячок иной поглядывал: как бы соседа прижать да самому в кулаки выскочить?.. К этому нам возвращаться несподручно… Так что, можно сказать, по первому вопросу сомнений не было никаких. Единогласно постановили: «Колхоз «Заря счастья» считать продолженным»… А вот чем пахать будем? Два коня у нас есть. Одры. Немцы бросили. И двенадцать коров осталось. На весь хутор. На восемьдесят пять дворов. А земли — семьсот пятьдесят гектаров…

— Ничего у вас, дед, сейчас с колхозом не выйдет, — сказал Дорохин. — В штабе полка был разговор: если задержимся здесь и будем строить долговременную оборону — всё население с Миуса придётся вывезти в тыл. Километров за пятьдесят. Чтоб не путались у нас тут под ногами.

Харитон Акимыч подсел к столу, за которым завтракали Дорохин и старшина, долго молчал, тряся головой. Старик был крепок для своих восьмидесяти лет, не велик ростом, тощ, но широк в плечах, не горбился, в руках его чувствовалась ещё сила, с лица был свеж и румян и только сильно тряс головой — может быть, ещё от старой контузии. Похоже было — всё время поддакивал чему-то, словам собеседника или своим мыслям.

— Вы из какого сословия, товарищ лейтенант? — спросил он, помолчав. — Из крестьян или из городских?

— Из крестьян. Был бригадиром тракторной бригады.

— В нашей местности весна в марте открывается. Уже — половина февраля… Чем год жить, если не посеем? Как можно — от своей земли итти куда-то в люди?..

— Вам отведут землю в других колхозах, во временное пользование. Без посева не останетесь.

— Посеять, то уж и урожая дождаться, скосить, обмолотить, до осени жить там. А тут же как? Вы, может, раньше тронетесь. Пары надо поднимать под озимь, зябь пахать. А люди, тягло — там. Разбивать хозяйство на два лагеря? Нет, для такого колхоза я не председатель, что бригада от бригады — на пятьдесят километров!.. Земля-то наша, товарищ лейтенант, вся вон туда, назад, в тыл. Окопов там не будет. Никому не помешаем. Ночами будем пахать!..

Со двора послышалось — не первый раз уже за утро:

— Воздух!..

День начинался беспокойно. Только что пятерка «Юнкерсов» отбомбилась над расположением соседнего справа полка. Ещё горело что-то там, в селе Тёплом.

Дорохин, старшина и связные выскочили из хаты. Дорохин захватил котелок и, стоя под стеной хаты с теневой

стороны, глядя в небо, торопливо дохлёбывал жирный мясной кулеш.

— Эти, кажись, прямо к нам… Мишка! Ульяна! — закричал дед с порога в хату. — Не прячьтесь под печку! Там хуже — привалит! На двор, дураки!

— Марш к нам в окопы! — скомандовал Дорохин. — Вот в этот ход сообщения… Довольно, не бегать! Замри!..

В голубом морозном ясном небе разворачивалась над хутором девятка пикирующих бомбардировщиков «Ю-87».

— Лаптёжники… Сейчас устроят карусель, — сказал старшина. — Вот — начинают…

— Пригнись! — толкнул Дорохин деда в спину и сам спустился в окоп.

Головной бомбардировщик, нацелившись в землю неубирающимся шасси, похожим на лапы коршуна, взревел сиренами, круто пошёл в пике.

— А, шарманку завёл! — погрозил ему кулаком старшина. — Шарманщики! Пугают… Бомб маловато.

Для первого захода бомб у «Юнкерсов» оказалось достаточно. Небольшие десяти-двадцатикилограммовые бомбы сыпались густо, рвались пачками. В садах будто забили фонтаны из снега пополам с землёю.

— Ну, это ещё ничего, — сказал Харитон Акимыч, выглядывая из окопа, сильнее обычного тряся головой. — Давеча один кинул бомбу на выгоне — с тонну, должно быть! Хозяева! На такой маленький хутор такие агромадные бомбы кида…

Трах! Трах! Трах! Трах!., взметнулись один за другим четыре фонтана в соседнем дворе.

— Лежи, председатель! — потянул Дорохин за ногу деда. — Зацепит осколком по голове — хватит с тебя и маленькой бомбы. Хозяйственник какой!..

Хутор ощетинился огнём. Били из окопов станковые и ручные пулемёты, трещали винтовочные выстрелы, били откуда-то из глубины обороны зенитки. Один «Юнкере» на выходе из пике закачался, клюнул носом, низко потянул за бугор. Остальные продолжали свою «карусель» — один, сбросив бомбы, разворачивался, взмывал вверх, другой заходил, на его место, пикировал.

— Всыпали одному! — закричал старшина. — Смотрите, товарищ лейтенант! Захромал! Ага! Удираешь!..

— Не удерёт! Не в ту сторону завернул, с перепугу. Прямо на зенитки пошёл. Там ему добавят!..

За вторым заходом бомб сыпалось меньше. За третьим — что-то падало с неба на землю, но не рвалось.

Старик вылез на бруствер.

— Это что же они такое кидают, а?.. К чему это? Вон — бочку кинули. А то что летит?.. Плуг, что ли? Вроде — конный плужок… Оглашенные!

— Это тебе, дед, на хозяйство, в колхоз! — захохотал Дорохин. — Ах, хулиганы! Халтурщики! Где же ваши боеприпасы? Довоевались?..

… В чистом голубом небе таяли белые облачка от разрывов снарядов зениток. «Юнкерсы» ушли. Ещё один бомбардировщик, когда ложились они уже на обратный курс, заковылял, задымил, но не упал сразу. Далеко отстав от ушедших вперёд, долго тянул за собою по небу чёрный хвост дыма, пока, наконец, показалось и пламя. Свалившись на крыло, пошёл вниз. Упал он далеко, километрах в пятнадцати. В стороне его падения взметнулся к небу огромный столб дыма. Спустя несколько секунд донесся глухой тяжкий взрыв…