"Райские хутора" и другие рассказы
Шрифт:
— Тормози!
Не тормозится… И не заводится, и не тормозится: летит прямиком на козла — тот перестал жевать, наклонил голову, но — ни с места. Водитель кричит:
— Прыгай!
Словно летчики в падающем самолете — я не могу его бросить:
— Сам прыгай!
Не успели: столкнулись с козлом. Открываю глаза: стоит он надо мной и опять жует. Ну, думаю, хорошо, что хоть зверя не погубили.
Зверя-то не погубили, но крыло у мотоцикла помялось. В общем, опять нас стали бранить — не сторож, конечно, а его начальство: козел тоже оказался гидрологическим,
На другой день пошли вымаливать прощение У гидрологов, а им — не до нас: получили права на вождение большого баркаса и вместе с речной инспекцией отмечали это событие. На дворе был сооружен длиннющий — метров до двадцати — стол, за которым сидело множество народу. Мы — с одного конца: нет нам ответа, с другого — то же самое. Даже сторож был в такой степени отрешенности, что ничего не понимал. А потом и вовсе сполз со скамейки и уснул на траве. Тут какой-то защитник живой природы и, возможно, будущий диссидент пооткрывал клетки:
— Свобода превыше всего!
Кролики выбежали во двор.
— Зайцы! Зайцы! — заорали сразу несколько человек, и началась пальба из ракетниц.
Зверям и на сей раз повезло, а вот дом загорелся, и вдвоем с приятелем мы гасили начинавшийся пожар: остальной народ помочь нам не мог.
Вернулись грустными: двадцать четыре часа истекли, а прощения попросить так и не получилось. Но миновали и следующие сутки, и еще одни… Наконец приезжают из академгородка начальники, шепчутся с нашими докторами и кандидатами и подзывают нас. Вот, думаем, и кончилось вхождение в большую науку. Но нет:
— Вы, — говорят, — на рыбалку ездите и все здешние заливчики знаете.
Мы совсем растерялись, потому что наша рыбалка с гидрологическим козлом никак воедино не связывалась. Выяснилось, однако, что до нас опять никому дела нет, а вот гидрологи с речниками пропали: уплыли на своем баркасе и всё…
Нашли мы эту пропавшую экспедицию: солярка у них закончилась, но запас напитков и продовольствия был еще столь велик, что о возвращении не могло быть и речи. Они пели всякие моряцкие песни, а защитник живой природы и, возможно, будущий диссидент утверждал, что готов стать летучим голландцем.
С той поры нам уже высылкой не грозили, да и мы, надо признать, стали чаще спрашивать благословения и старались от нечего делать не делать уже ничего — это действительно значительная наука. Между тем приближалось событие, о котором доктора с кандидатами говорили как о самом важном во всей нашей жизни: нам предстояло работать с группой «легендарных» ученых.
Эксперимент готовился грандиозный, стягивались главные силы: мы с приятелем, однорукий сторож с гидрологическим кандидатом — у кандидата были судоводительские права, но почему-то управлял баркасом бесправный сторож. Прибыли на небольшой островок, торчащий посреди водохранилища, вырыли две ямы нужной ширины и глубины, одну траншею, установили палатки, разожгли костер и сели ужинать.
Кандидат рассказал о своем новом изобретении:
—
— А рулить как? — поинтересовался сторож.
— Руками! Ты ведь на ней лежишь — опускай руки в воду и притормаживай. Если длинный — можно и ногами рулить…
— А грузоподъемность?
— До тридцати килограммов.
— Так это ж… детский вес…
— Вот именно! Все лучшее — детям: каждому ребенку по яхте!
— У тебя самого дети есть?
— Пока нет, а что?
— А то, что ни один нормальный родитель не отправит своего детеныша на такой клизме в открытое море.
— Ты ничего не понимаешь в науке.
— Ничего, — легко согласился сторож, — а потому давайте-ка спать.
Наутро к острову подошел «легендарный» катер с огромным количеством артиллерийского пороха и группой «легендарных» ученых, и развернулась подготовка эксперимента: надо было погасить пламя, прижимая его к земле облаком пыли. Сначала таскали ящики с порохом, похожим на макароны. Завалили им небольшую полянку, с наветренной стороны уложили в яму пару мешков цемента, к мешкам — тротил, детонатор… Спрятались в траншею, подожгли бикфордов шнур, швырнули горящий факел — порох полыхнул, пламя взметнулось к небу и — улетучилось… Раздался взрыв: цементная пыль легла на догорающие «макароны»…
Подготовили вторую поляну: этот порох был похож на пучки сине-зеленой лески и звался «волосяным». Подожгли, взорвали… Толи ветер переменился, то ли еще чего не сошлось, однако весь цемент высыпало на наши головы. Запыленные корифеи обсуждали причины столь убедительных неудач, а мы с приятелем полезли купаться: свершившееся событие определенно не могло претендовать на роль самого главного в нашей жизни.
На обратном пути решили заглянуть к нам в гости. «Легендарный» катер шел впереди.
— Не люблю ходить сзади, — ворчал сторож. — На машине, бывало, когда идешь в колонне последним, всегда кажется, что быстрее всех ехать приходится.
Один ИЗ кандидатов, стоявших рядом, сощурился, наморщил лоб и сказал:
__ Вообще-то правильно: последний едет быстрее…
_ Это ощущение такое, — уточнил сторож.
— Нет, последний действительно едет быстрее, потому что ему приходится совершать ускорения, зависящие от…
Тут не выдержал мой напарник:
— Если из пункта А один за другим вышли два автомобиля и в том же порядке прибыли в пункт Б, то скорость второго автомобиля была выше?
— Разумеется! — заявил кандидат, удивляясь нашему непониманию.
Мне стало ясно, что таких высот я никогда не достигну, и впредь все множество точных наук обходилось без моего содействия.
Судьба напарника мне неизвестна. Экспедиция, в которой мы по искренней доброте наших начальников ни шатко ни валко трудились, была отмечена наивысшей державной премией, с чем и поздравил меня по телефону один из докторов, ставший лауреатом. И вообще, чего там говорить: прекрасное было время и люди славные…