Райский сад дьявола
Шрифт:
– Хорошенькое время ты нашел для шуток, – сердито бормотнул Любчик.
– А я не шучу, – спокойно ответил К.К.К. и снова обратился ко мне: – Пункт девятнадцать – «не прибегай к заседаниям как способу коллективной защиты от индивидуальной ответственности»…
– Спасибо, Куклуксклан, пошел в жопу, – оприходовал я рекомендацию аналитика. – Вытряси из своих компьютеров все мыслимые комбинации их связей.
Показал пальцем на Любчика:
– Насчет агентуры ты прав только частично… У меня на этот счет есть соображения… Ладно, вы с Ростовой знаете, чем заниматься… Марк Александрович представит все соображения к вечеру… А с тобой, Кит, мы
Все встали, но Любчик еще успел возникнуть:
– Имею вопрос! Командир Ордынцев, прикажите, пожалуйста, Куклуксклану покопаться в компьютере… Нужен ответ…
– Что нужно?
– Почему мафиознику, попавшему на цугундер, вся их система помогает любыми средствами, а у нас в конторе – как раз наоборот? Почему?..
– Любчик, у тебя компас есть? Иди по нему, иди…
6. НЬЮ-ЙОРК. АЭРОПОРТ ДЖ. Ф. КЕННЕДИ – МАГИСТРАЛЬ ВАН-ВИК
Для пассажиров, глазеющих из окошек самолетов на подлете к аэропорту Кеннеди, терминал «Дельта», наверное, выглядит как кастрюля циклопических размеров: к громадному стеклянному цилиндру главного аэровокзала пристроена длинная четырехэтажная «ручка» – в ней бессчетная текучая армия пассажиров рассасывается по кассовым залам, посадочным стойкам, холлам-накопителям, магазинам и ресторанам. А на крыше «ручки» ползают муравьями по стоянке автомобили.
По бескрайней кровле-паркингу, где медленно плавились в палящем солнечном мареве эти сотни автомобилей, Лекарь бежал словно рэгбист-нападающий – корпус наклонен вперед, кейс, как мяч, прижат левой рукой к животу, весь в атаке – и весь в ожидании бокового удара. Издалека нажал кнопку электронной секретки, и его «мерседес» подал знакомый голос – «пик-так-тик-су-у!», приятельски мигнул фарами: тут я, босс, тут, дожидаюсь.
Рванул дверь, чемодан – за спинку между сиденьями, ключ – в замок, рявкнул мотор-зверюга, глухо и грозно заурчал под капотом. Включил на всю мощь кондиционер, задний ход, баранку налево – и погнали! Давай, приятель, давай, покажи себя!
Еще полминуты из жизни украл билетер на выездной платежной будке – ленивый жирный индус, похожий на усатую матрешку. Кинул ему пятерку – «абрашу» и, не дожидаясь сдачи, рванул во всю мочь, вихрем скатился с пандуса, через гулкий короткий туннель ухнул на площадь. Светофор сморгнул зеленую каплю света, вспыхнул жидким йодом желтый сигнал, но тут уж Лекарь не дал этим вареным фраерам ни единого шанса – прорезал тронувшийся с места поперечный поток, нагло выскочил на перекресток, довернул руль до упора налево – задние баллоны злобно-жалобно взвизгнули, и помчался серебристо-стальной «мерседес» из аэропорта навылет.
Петли дороги, разнесенные эстакадами на разные уровни, витки вздымающихся и опадающих разводок, как вывороченные наружу кишки, мелькающие зеленые и оранжевые указатели на решетчатых консолях, бликуют стеклянные сводчатые купола, плывут стрелы кранов, струящиеся в поднебесье алюминиевые трубы, навигационные башни, пульсирующие красные огни на мачтах, выползающий из ангара сверхзвуковой хищно-горбатый «конкорд». Все быстро и непрерывно движется.
И ни одного человека.
Когда-то в детстве Лекарь видел такое на рисованных обложках журнала «Техника – молодежи»: фантастика, мол, космопорт на Марсе. Тот же ослепительный свет, багровая воспаленность. Машинное безлюдье.
В боковом зеркальце Лекарь рассмотрел далеко позади полицейскую машину. Лекарь косился на нее время от времени,
Не важно! Не возьмут они его тут. Сейчас с Ван-Вика съезд направо, оттуда на Белт, сейчас надо затесаться в лабиринт улочек вокруг Рокавей-бульвара.
Полицейский включил световую рампу на крыше – полыхнули, забегали, заметусились всполохи тревоги, и шакальим воем заголосила сзади сирена. Лекарь взглянул на спидометр – стрелка уперлась в багровую цифру «115». Лекарь успел подумать: «Жлоб сказал бы – по-нашему это почти сто девяносто выходит», но потом он сразу забыл о нем. Сейчас коп по радио вызовет подмогу в зону, надо уходить с трассы.
Лекарь крутанул машину – вразрез двигающимся рядам, резко направо помчался на рэмп – выходной пандус с магистрали. Пронзительно завизжали тормоза отсеченных его рывком машин, что-то сзади тяжело грохотало и ухало, истерически завывала полицейская сирена.
«Может, это я зря делаю? – подумал Лекарь. – Может, это просто патрульный дурак за мной увязался? Нет! Я моим чемоданом рисковать не могу!»
Выжженное злобой сердце Лекаря не знало страха. Оно ведало только чувство опасности, горечь подступающей беды. А подсказать, откуда она, эта черная беда, не могло. И поэтому он все время косился назад, уходя от надрывающейся воем, заходящейся в зверином азарте погони полицейской машины…
Лекарь взглянул направо – в створ перпендикулярной Атлантик-авеню и увидел прямо перед собой необъятный хромированный бампер громадного грузовика-трассохода «Кенворс». Он двигался беззвучно и неотвратимо, он плыл легко и плавно, и наверняка, если бы можно было на миг закрыть и снова открыть глаза, трассоход исчез бы, как в просоночном кошмаре.
Но этого мига не осталось.
Эх, глупость-то какая – всю жизнь прожил не оглядываясь!
А тут! Зря смотрел назад…
И навалился на него грузовик, как рухнувшая железная гора.
7. БУДАПЕШТ. РЕЧНОЙ ВОКЗАЛ «МАРГИТ». ХЭНК АНДЕРСОН
Хэнк Андерсон затянулся последний раз, потом зажал окурок между пальцами, щелкнул, и белый столбик фильтра, протягивая за собой хвостик синего дыма, описал долгую траекторию и упал в воду. Вода в голубом Дунае была мучительно-коричневого цвета. Андерсон хмыкнул – люди полны вздорных нелепых предрассудков. Почему именно Дунай называется голубым? Нормальная сточная канава Европы. Цветом и скверным запахом она мало отличалась от Меконга, который бы никто спьяну и в бреду не назвал бы голубым. Меконг был последней рекой, в которой купался Андерсон. Ну, не то чтобы купался…
Тогда, незапамятно давно, он плыл на восточный берег, сочась кровью, задыхаясь от усталости; сквозь тяжелый трескучий гул вертолетов прикрытия он слышал позади визгливое вяканье преследующих его вьетконговцев. Кто знает, если бы Меконг не был таким грязным, страшным бульоном бактерий, может быть, в ране не началось тогда воспаление и не пришлось резать до локтя руку. Сейчас этого уже не узнать. Да и не имеет это значения.
Тогда они вырвались из лагеря всемером. И пятьдесят миль за ними неукротимо шла погоня. Поплыли через реку они втроем. С тех пор регулярно преследует кошмар, или сон, или наваждение, приходящее наяву и во сне: виден близкий берег, он плывет один, загребая правой рукой, и ясно, что сил осталось только на один взмах, а дна под ногами нет. Берег – рядом, но дно – еще ближе…