Райский сад дьявола

Вайнер Георгий Александрович

– Сегодня? Вечером? Не знаю… Работать, наверное… А что?

– Нельзя так стараться на работе, – уверенно сообщила Лена. – Жизнь пройдет, скоро состаритесь – потом и вспомнить нечего будет. Пойдемте вечером куда-нибудь! Попьем пива, пожуем креветок, потанцуем… Вы танцевать-то умеете?

– Умею, – неуверенно ответил я, пытаясь вспомнить, когда это я танцевал последний раз. Встал с кресла, подошел к ней и уставился с интересом в ее бездонные наивные девичьи глазки. – Лена, я вам в отцы гожусь… – сказал я достаточно трагически.

– Не хвастайтесь!

И не выдумывайте! В ваши времена в седьмом классе еще не жили половой жизнью, так что не рядитесь мне в папаши. Не обижайте девушку отказом – у меня может вырасти комплекс. Пойдем?

– Меня Хитрый Пес загрызет, если узнает, что будет ужинать без меня, – начал я трусливо отнекиваться.

– Я надеюсь, вы не кормите его грудью? И вообще, мне кажется, ему сейчас не до вас…

– Почему вы так решили? – насторожился я.

– Мне так показалось, – неопределенно сказала Лена.

– Креститься надо…

– Я крещеная.

Распахнулась дверь, и вошел, пыхтя, Сафонов. Здесь бытует милый товарищеский добрососедский обычай – входят без стука. При этом наверняка без «стука» мышь не пробежит.

– Я к тебе на минутку…

Лена собрала все бумаги:

– Сергей Петрович, документы я принесу через сорок минут…

Кузьмич уселся поудобнее, спросил:

– У тебя в холодильнике есть холодное пиво?

– Не знаю, я не покупал.

– Ты и не должен покупать, обслуга, надеюсь, позаботилась…

Я открыл дверцу заделанного под темное дерево холодильника – елки-палки, настоящий мини-бар, как в хорошей гостинице. Только по размерам его надо было бы называть макси-баром.

Взяли по бутылке «хайнекена», присосались, и Сафонов, сглотнув до половины, наконец спросил:

– Кот не объявлялся у тебя?

– Нет, пока молчит, – вздохнул я. – Алексей Кузьмич, а что вы вообще думаете о действиях Кота?

– Кота? Думаю, что он лихой парень. Ему бы не из винтаря на бегу стрелять, а с Каспаровым играть – может быть, тоже стал бы чемпионом… Тебе босс сказал, что на этой дискете?

– Нет.

– И мне не сказал. Предупредил лишь, чтобы в Кота ни при каких обстоятельствах не стреляли. Я полагаю, если бы Люда – простодушная дуреха – не сунула дискету прилюдно у тебя на глазах, он бы и не сказал нам об этой весточке. Уверен, что это – «малява», письмо блатное…

– Мне кажется, это ультиматум, – предположил я. – Не знаю, что там есть на этой компьютерной «маляве», но у меня ощущение, что Кот сделал «рыбу», как в домино. Нет хода.

– Беда в том, что Кот – камикадзе, – покачал тяжелой головой Сафонов. – Он топчет тропу в один конец, он будто не собирается возвращаться…

– А что с мальчиком? С Ванькой?

– С Ванькой все нормально. Мы дружим – я его прикрываю, а он меня ненавидит.

– Почему? – удивился я.

– А ты поставь себя на его место… Большой уже парень – ему охота с друзьями погулять, в футбол он хорошо играет, девочками стал интересоваться. А с ним повсюду три амбала: один за рулем, два – впритык за спиной. В школу,

в кино, на дискотеку… Ванька на стадионе по полю с мячом бегает, а они, как тренеры, за сеткой стоят. Это для мальчишки – жизнь? Он и уверен, что всю эту неволю устроил я…

– Еще два дня, и Ванька – в Швейцарии.

– Честно сказать – не дождусь этого. Гора бы с плеч свалилась…

Кот Бойко:

РЕКОГНОСЦИРОВКА

Ржавый вездеходный танк Карабаса притормозил в слабо освещенной аллее около стадиона «Ширяево поле» в Сокольниках. Я мазу держу: если Карабас, напившись, оставит его здесь, придется ему переходить на пеший ход – сроду он в этих местах не сыщет свой «ровер»!

Неуютно здесь ночью. Мне лично, во всяком случае, здесь не нравится. Желтые пятна редких фонарей, сизая мгла, корявые кроны старых деревьев, черные полосы неровных теней. Пустынно кругом. Не парк, а кладбище какое-то. И ветер с присвистом носит по мостовой клочья бумаги, обрывки афиш, перекатывает пустые жестянки кока-колы. Мне бы совсем боязно стало, если бы ногой я не упирался в лежащее под сиденьем помповое ружье «мосберг» – эта штука по мощности залпа сравнима с баковой пушкой крейсера «Аврора».

Карабас, сидящий за рулем, показывал мне:

– Вот у этих ворот они стопорят свой «мерс» – наверное, ехать дальше мальчишка не велит. Отсюда они топают пешком в раздевалку. Два ломовых чудозвона все время с пацаном… На разминке и игре они стоят с обеих сторон поля у вратарской площадки. Ломовики хорошо тренированные, дело знают. Финальный свисток – они пацана мигом перекрывают и сразу в раздевалку. Один у входа, другой – к дверям душа… Водила в «мерсе» уже дожидается их с включенным движком. В кабине у него – автомат «узи».

– Глупости все это, Карабас! – посмеивался я. – В случае вооруженного нападения им наверняка запрещено стрелять – чтобы пацана не задеть в боевом контакте.

– Кто его знает? – рассудительно заметил Карабас. – Работа лихая, ремесло стремное, нервы ниточные… Свинцовый душ все инструкции, как мыльную пену, мигом смывает… Ты-то сам – как?

– Сказка! Как еврейский былинный богатырь – Еруслан Лазаревич!

– Смотри! Не завалишься? Трюк дожмешь?

Я похлопал другана по плечу:

– Не бздюмо! То, что мы с тобой, Карабас, забыли, молодые еще не выучили…

Сергей Ордынцев:

ШЕСТАЯ ПУЛЯ

Я крепко держал ее за маленькую круглую попку, прижал к себе еще теснее, еще глубже – и самого закружило, подняло вверх, как в воронке смерча, завертело, понесло над землей надувным цветным шариком, а она тоненько, счастливо заголосила – ой-ей-ей-ей-ей-ой… ма-а-мочка ма-а-я!..

Ночной сумрак в комнате, еле подсвеченный шкалой радиоприемника, сочащегося песнями Патрисии Каас. И голос у нее был такой довольный, будто она с нами в койке валялась. Полоса света на полу – луч из неплотно прикрытой двери в кухню.