Разбег
Шрифт:
— Артык-джан! — крикнул из заднего ряда белобородый старик. — А сколько стоит одна пушка? Может и я осилю на одну?
— Хай, Бабаораз, — отмахнулся Артык. — Откуда мне знать — сколько стоит пушка или танк? Давайте не по-одному, а сообща действовать. Вот представитель райкома только сейчас, перед собранием пришел, сказал мне: «Артык, трудящиеся республики вносят средства на строительство боевых самолетов…». Товарищ Пигамов, простите, но я не успел записать как называются эти самолеты.
Пигамов поднялся, вышел из-за стола:
—
Артык кивнул представителю райкома:
— Спасибо, товарищ Пигамов, за исчерпывающий ответ. Если нет больше вопросов, то приступим к делу. — Артык вынул из кармана увесистый сверток, развернул его и положил на стол: — Вот здесь пять тысяч рублей — все бумажки тридцатками… Давай, записывай…
Зал одобрительно загудел. Артык раскраснелся от удовольствия, взял у председателя колхоза список и стал выкликать фамилии:
— Реджепова Биби!
На сцену поднялась старая женщина, неторопливо развязала мешочек и высыпала на стол серебряные украшения. Сказала гордо:
— Если на один пропеллер хватит — я буду вольна.
Колхозники зааплодировали. Понеслись выкрики:
— Тетушка Биби, ты молодец!
— Биби-джан, внучке хоть гульяку оставила?
— Оставила! И внукам и правнукам оставила! Лишь бы война поскорее кончилась, будь она проклята!
— Солтанова Акджемал! — выкликнул Артык.
Из первого ряда встала и поднялась на сцену тоже пожилая женщина. Развернула платок, показала всем.
— Вот тут все мое девичье счастье. Когда к мужу в дом уходила, надела — больше не надевала. Все новое.
Вновь закричали из зала:
— Акджемал, серебро и золото не стареют!
— Хай-бой, пусть вся страна знает наших женщин!
Поднимались одна за другой — старухи, молодые женщины-солдатки, девушки. На столе — целая гора золотых и серебряных украшений, пачки денег. Наконец, очередь дошла до Галии. Она еще днем попросила, чтобы и ее внесли в список, но не думала, что так много окажется желающих сдать свои сбережения для фронта. Но вот Артык выкликнул:
— Каюмова Галия!
Зал притих. При упоминании этой фамилии у многих всплыл в памяти бывший арчин этого аула — Каюм-сердар. Вспомнились дни земельно-водной реформы, когда кулаков-баев лишали земли и воды. И история с золотым мешочком вспомнилась. Конечно, давно это было. Сам сердар умер, Аман сторожем или вахтером работает, а сын его — красный командир. Но все равно, к Каюмовым повышенный интерес.
Галия, как всегда, грациозно, откинув руку, боясь оступиться на лесенке, взошла на сцену.
— Милые односельчане, — произнесла смущенно, — я сегодня так рада, прямо не знаю, как выразить свои чувства…
— Да, Галия-ханум, мы знаем, что ваш сын Акмурад напомнил
— Артык, не надо так! — Галия побледнела и словно сжалась в комок. — Сын прислал письмо… Да и муж мой Аман — чем он тебе не угодил, что ты его все время преследуешь, жизни ему не даешь?
— Галия-ханум, не притворяйтесь, что ничего не знаете. — Артык сурово сдвинул брови — У Амана совесть не чиста — это всем известно. Да и сейчас… Все мужчины на фронте, а он в проходной стоит. Как базарный день — чуть свет спешит куда-то. Вы, дорогая Галия-ханум, может быть скажете людям, чем занимается Аман?
Галия, поджав губы, высыпала на стол свои украшения — кольца, серьги, браслет, несколько золотых монет, которые берегла на вставные зубы, но слава аллаху, ей уже давно за пятьдесят, а не один собственный зуб еще не выпал.
— Ханум, не из того ли мешочка драгоценности? — съязвил Артык.
В зале зароптали. А вот и выкрик:
— Эй, сельсовет, зачем придираешься?
— Что она у тебя — лишний кусок съела? Человек последнее для фронта отдает, а ты допрашиваешь!
— Ладно, Галия-ханум, спасибо вам, — отступил Артык.
— Зачем мне «спасибо», — с обидой отозвалась Галия. — Пожалуйста, не делайте мне снисхождения. Я отдала свои драгоценности, чтобы поскорее приблизить нашу победу. Чтобы сын гордился мной.
Галия-ханум с высоко поднятой головой сошла со сцены. Колхозники зааплодировали ей, и Артык выкликнул следующую фамилию.
Сбор средств на колхозный самолет продолжался до сумерек. Галия вышла из клуба, когда собрание закончилось и зал уже опустел. Она задержалась, чтобы дать «отповедь» слишком самоуверенному фронтовику — Артыку. «Подумаешь, какой! — повторяла она про себя слова, какие ей хотелось высказать. — Если ты в чем-то подозреваешь моего мужа, то сходи, куда надо, и узнай — кто он! Зачем же на общем собрании высказывать недоверие?» Галия ждала Артыка, когда он спустится со сцены, но он вместе с секретарем райкома вышел в другую дверь. Галия, убедившись, что его уже в клубе нет, подумала: «ладно, в следующий раз» и отправилась домой…
Амана она застала в постели. Бритоголовый, с белой ровно подстриженной бородой, он, не мигая, смотрел в потолок. Галие он напомнил мертвого Каюм-сердара. Вот так же старик лежал перед похоронами. Галия испуганно кашлянула. Аман спросил:
— Где была, ханум? Что-то долго тебя не слышно.
— Ай, где была, там меня уже нет, — отозвалась Галия, не решаясь пока сообщить, что сдала все свои девичьи украшения на колхозный самолет. Да и стоило ли ему говорить о них? Аман ведь никогда не интересовался ее побрякушками. Знал, конечно, что ее отец, старый татарский князек, был человеком богатым, и делал изредка ей подарки — но это было еще до революции. С тех пор много воды утекло.