Разбитая любовь
Шрифт:
По моим щекам текли соленые слезы, я кивнула.
— Хорошо.
Я встала и ушла в ванную.
— Господи, Эмали… — Рейнер вскочил.
Я повернулась к нему.
— Рейнер, я люблю тебя, и ты это знаешь, но сейчас мне нужно время подумать. Ладно? Я не держу зла и очень благодарна за то, что ты простыми словами разложил все по полочкам. Но сейчас просто оставь меня на время.
— Эми…
Его голос смягчился и это добавило еще больше печали во все происходящее.
— Увидимся позже.
Шагнув в ванную комнату, я захлопнула дверь.
Опустившись на пол,
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ТОГДА - РЕЙНЕР
— Отпустите меня! — кричал я во все горло, пытаясь сопротивляться трем тюремщикам, которые тащили меня по коридору в темную холодную камеру. — Сволочи, отпустите!
— Закрой пасть или я снова накачаю тебя наркотой, маленький ублюдок, — рявкнул один из надзирателей, крепко удерживая меня.
— Отвали! — кричал я, отмахиваясь.
Он вытащил пистолет и рьяно ударил меня в висок. Я заскулил от боли и в глазах все поплыло.
Черт, и как же я дошел до всего этого? Да, я стащил наркотики, связался не с теми людьми и сделал все возможное, чтобы защитить Эми, но этот мудак, которого я обокрал, поймал и продал меня.
Продал! Меня! Уму непостижимо!
Пока мы летели сюда, я подслушал некий разговор, и насколько понял, меня сделают подневольным, чтобы я отработал долг.
Фактически, это жизнь, проведенная в тюрьме.
Надзиратели открыли дверь в пустое убогое помещение, где стояло несколько ржавых пыльных кушеток, на которых располагалось, как минимум, еще десять заключенных. Почти все сидели, опустив голову. В основном это были молодые люди. Самому младшему на вид было лет четырнадцать, а самому взрослому – около восьмидесяти. Тюремщик зашвырнул меня внутрь, и я упал на колени. Развернувшись, я собирался наброситься на него, но дверь резко захлопнулась. Я тарабанил в нее, кричал со всей мочи, но все было тщетно.
Никто из заключенных даже не поднял головы. Кроме одной девчушки. На вид ей было лет четырнадцать, у нее были длинные спутанные светлые волосы, а глаза казались просто огромными для такого крохотного личика. Она была такой невинной и такой маленькой.
Девочка не должна находиться в таких местах. Какое-то время мы с любопытством смотрели друг на друга, затем я снова начал тарабанить в дверь. Спустя несколько часов я выбился из сил и упал навзничь. Больше не было смысла. Камера намертво закрыта. Казалось, что я провел у двери несколько часов, и когда наступил вечер, дверь, наконец-то, отворилась. Я отшатнулся назад, готовый к тому, чтобы наброситься на любого, кто войдет, но в открытую щель показался пистолет, означающий, что если я осмелюсь дернуться, то не переживу даже эту ночь – меня тут же убьют. Поэтому, я решил сесть на место и подумать, как можно сбежать.
— Полагаю, все вы недоумеваете, почему здесь оказались, — сказал высокий и очень уродливый человек с гадким выражением лица и редкими волосами, прилизанными на затылке.
Никто не ответил.
Никто и не
Нам четко дали понять, для чего мы здесь.
Мы – рабы.
Мы останемся здесь, пока не отработаем долг.
Попытаемся сбежать – умрем.
Господи, Эми, прости, милая.
~*~*~*~
МЕСЯЦ СПУСТЯ
Ко мне приставили светленькую девчушку. Она была такой хрупкой, что вызывала острое чувство жалости, к тому же, я вел себя как сволочь. Ничего не мог поделать. Я толком не мог сосредоточиться на работе, все мысли были только об Эми. Я ничего не делал, просто сидел и мысленно молил небеса, чтобы с ней все было хорошо. Как же я скучал по ней!
Прошло больше месяца нашей каторги. Мы очень сильно исхудали, едва выживая. Большую часть времени находились под палящим солнцем, и к концу дня все тело было покрыто ожогами.
Шло время, и каждый думал только о том, чтобы выжить.
К лодыжкам были прикованы кандалы, которые не давали ни единого шанса на свободу передвижений. У каждого был напарник - тот, с кем в паре выполнялась ежедневная работа. Мы несли ответственность друг за друга. Если напарник попытается бежать, то убьют обоих. И так далее. Маленькая светловолосая девочка даже не пыталась куда-либо двигаться, казалось, что она еле дышит. Я часто злился из-за ее медлительности в работе, поскольку я хотел вкалывать изо всех сил, чтобы просто не сойти с ума. Сегодня она работала еще медленнее, чем обычно, и я потерял терпение.
Девочка едва передвигала ногами, это раздражало и злило. Я схватил цепь и швырнул в нее. Девочка упала на четвереньки и сморщилась от боли.
— Шевелись! — рявкнул я, но тотчас почувствовал себя омерзительно, когда она подняла руки. На них была кровь.
Черт, да что со мной? Она же еще ребенок! Я подошел к девочке и попытался помочь, но вдруг услышал, как завизжал кто-то из заключенных. Затем последовали всхлипывания: «Я больше так не могу!» Я повернул голову влево и увидел девочку, которая приехала две недели назад. Она тащила свою напарницу через лужайку с таким усердием, словно каждый сделанный шаг приближал ее к отчиму дому. Девочка размахивала руками, единственной частью тела, которая была свободна, и кричала во все горло. Вдруг на крыльце огромного коттеджа появился Артру и злобно пронзил ее взглядом.
Это не сулило ничего хорошего.
Казалось, что девчонку все это совершенно не трогает, поскольку она продолжала тащить свою напарницу вперед. У нее не очень хорошо это получалось, поскольку напарница в изнеможении ползла позади, ноги заплетались. Бунтарка подняла руки и закричала:
— Ты не будешь так с нами поступать, варвар! Я лучше сдохну, чем проведу остаток жизни как твоя рабыня.
На лице Артру появилась недовольная гримаса и он быстро спустился вниз, надевая куртку на ходу. Он достал пистолет. Все, включая меня, прекратили работу и замерли, как вкопанные. Артру подошел к девочке и приставил пистолет к ее голове. Но она не останавливалась, словно хотела, чтобы ее убили. Именно так это выглядело.