Разбитое зеркало
Шрифт:
— В самом деле? — спросил он, усмехнувшись.
— В самом деле, — заверила она. Она возилась с «молнией» у себя на спине. Верхняя часть платья упала, обнажив ее до тонкой талии.
— Тебе нравится? — спросила она, беря свои груди в ладони.
— Если бы у меня были свободными руки… — пригрозил он.
— Наконец-то ты понял, что я имею в виду! А это ведь только начало. Посмотри на меня, посмотри на меня в зеркало. Посмотри на нас обоих — он вожделеет, она дразнит.
— Итак, ты признаешь, что дразнишь, —
— Смотри в зеркало. Иначе представление прекратится.
Роман подчинился. Девушка в зеркале повторяла действия Оливии предыдущей ночью — она ласкала груди, но на этот раз все было естественно. Она не занималась смыванием краски. Она открыто играла сама с собой. Ее соски расправились и расцвели, они напряглись, упругие и желающие. Когда они полностью наполнились и выпрямились, она достала вазелин. Вскоре ее груди заблестели.
Роман застонал.
— Развяжи меня, Оливия. Дай мне дотронуться до тебя. Я буду нежным…
— Зеркало, — напомнила она ему.
Он думал, что его глаза просверлят дырки в зеркале.
— Ты разве не собираешься раздеться? Полностью?
Она помахала пальчиком, один из сосков мягко покачнулся.
— Нет. Не сегодня. Возможно, в другой раз.
— Что? В следующий раз, когда я выиграл для нас почти четверть миллиона долларов?
Одной рукой она удерживала его, а другой ласкала.
— У нас будет первая ночь, наш первый большой день, наша свадьба… Другие дни.
— Оливия!
Она приподняла грудь обеими руками, склонила шею и стала ласкать свой сосок.
— Оливия! Проклятая баба! Я возбужден до предела, а ты обещала…
— И я сдержу свои обещания. Будь терпелив!
— Ты знаешь, что я могу сорвать эти проклятые шарфы.
— И нарушить свое обещание? Думаю, ты не сделаешь этого. О'кей. Я не хочу быть злой и облегчу твои несчастья. Зеркало? Помнишь?
Оливия отошла от него. Он видел, как покачивая длинной спиной, она подошла к столику у кровати, затем медленно вернулась, преднамеренно играя грудью. Она принесла резиновую перчатку, из тех тонких, которые используют хирурги. Она легко надела ее на правую, всю в вазелине, руку.
— Видишь? — сказала она. — Девушка в зеркале сдерживает свои обещания. «Смотри, но не прикасайся», так? Смотри на меня, Роман, смотри. Смотри, что она будет с ним делать. Наблюдай за этой прекрасной женщиной и красавцем-мужчиной. Видишь, как они развращены?
Ее левая рука, тоже маслянистая, нашла «молнию» на брюках, расстегнула ее. Она пачкала брюки, но Роман ничего не сказал. Рука в перчатке залезла в брюки и освободила его, напряженного, настолько твердого, что ему оставалось или снять напряжение, или сломаться.
— Видишь, что она делает, Роман? Она его вытащила. Она называет его «членом», шлюха. Он большой, не так ли, Роман? Большой, горячий и твердый. Смотри, как рука обхватывает его,
Роман зарычал. Бедра у него дрожали, требуя, чтобы без промедления ее руки тесно обхватили его, но ее хватка была такой слабой, что первое же движение могло лишить его и этого сжатия. Но он не хотел этого.
А она освободила свои руки. Роман в отчаянии застонал.
— Видишь ее, Роман? Она размазывает вазелин в ладони перчатки. Это будет так скользко! Даже там, где он хотел бы быть, глубоко в ее теле, там не будет так скользко. Посмотри сейчас, Роман. Она прикасается этой маслянистой перчаткой к своей груди, проверяя ощущение. Ощущение должно быть хорошим, Роман. Видишь ее глаза? Ей нравится, не правда ли? Эта мягкая перчатка сдавливает и скользит. А теперь она поглаживает ладонью по соску. Смотри, как играют ее пальцы. Трим-трим, маленькая проблядушка. А пальцы другой руки пощипывают, Роман. Она потаскуха, эта девушка! Она играет сама с собой, проказница. Я увидела, чем она занимается, Роман. Я наблюдала за ней. Она думала, что она в одиночестве, но я все увидела.
Теперь я слежу за ней, Роман. За ней и за ним. До этого она всегда была здесь одна. На этот раз — другое дело. На этот раз — особый случай.
Видишь ее, Роман? Она протягивает руку и берет его в эту резиновую, маслянистую руку. Он слишком большой, чтобы у нее в руке он поместился полностью. Она может только обхватить его у основания, и вот она делает скользящие движения. Ее рука скользит вверх и вниз, при каждом движении ее палец трет эту большую пурпурную головку. Ты наслаждаешься, Роман? Скажи мне!
Да! Да, он получает наслаждение! Она сводит его с ума!
— И мне так кажется, Роман. Посмотри на его лицо. Посмотри, как он дергается, извивается. И она не забывает о своем теле, не так ли, Роман? Ведь у нее свободна другая рука. Видишь? Ее груди так тверды, ее соски так упруги, она может ласкать их одной рукой. Вот какая она шлюха, правильно, Роман? Ее ноги раздвинуты. Ее бедра трутся друг о друга, показывая, как она сексуально озабочена.
— Да! Она — сука, шлюха, чертова потаскуха. Оливия?
— Да, Роман?
— Не хочет ли она дотронуться до себя — между ногами. Не собирается ли она погрузить свои влажные пальцы глубоко внутрь своей пещеры?
— Конечно, она это сделает, Роман. Ведь она — шлюха. Она сделает что угодно с любым мужчиной, эта девушка в зеркале. Она сделала бы это даже с собственным па. Вообще с любым.
— Итак? Собирается ли она это сделать? Это ведь так легко. Это будет так хорошо! Почему она не сбросит остатки одежды и не сделает это?
— Нет, она это не сделает, Роман. Это не входит в сделку, которую она заключила с этим находящимся рядом с ней животным. Она всегда соблюдает договор, Роман. Не больше, не меньше.