Разбитое зеркало
Шрифт:
— Четыре сотни, — ответил Роман. — Три мне и одну в неделю Оливии, черт бы ее побрал.
— Четыре сотни официально, — поправила его Портия. — Остальное, скажем…
— Никаких остальных, — запротестовал Роман. — Я прекрасно обойдусь и четырьмя. Мне доводилось жить и на куда меньший заработок.
— Но после Оливии, после налогов…
— Нам, точнее тебе, надо накапливать капитал. Деньги потребуются тебе, когда ты откроешь собственную юридическую контору. Кроме того, нам надо расширяться.
— Но Роман, все, что ты сделал, все, что ты делаешь…
— Если мне потребуется
— Не надо мне говорить, бери сам. В конце концов, ты — мой партнер. Если бы только мы могли это сделать официально!
— Да, конечно, я получу пятьдесят процентов, а следом Оливия заберет их. Да ни за что! Ты что, хочешь, чтобы твоя сестрица стала твоим партнером?
— Ну уж нет, спасибо, я лучше останусь с тем партнером, который у меня есть, — ответила Портия, подливая ему виски. Поступая так, она чувствовала себя виноватой. Она надеялась, что возбуждение первого дня в сочетании со всеми признаками грядущего успеха, заставят Романа сделать первый шаг.
Неделей ранее Портия побывала у врача и получила противозачаточные таблетки — на всякий случай. Но она могла не стараться. Она знала это, хотя и подливала ему виски. Время от времени всплывало имя Оливии, и каждый раз у Романа появлялся этот странный взгляд.
Портия знала, что ее любовь, любовь Портии, а не копии Оливии, могла бы облегчить боль Романа, погасить огонь у него внутри. Но он не оставлял ей никаких шансов.
Она понимала, что должна попытаться соблазнить его ради его же собственного блага, но не знала, как это сделать. Однажды она попробовала, и это обернулось катастрофой. Если бы она только обладала умением Оливии… Но тогда она была бы Оливией. Нет! Роман должен полюбить Портию такой, какая она есть — подлинную Портию.
Прошли две замечательные рабочие недели, а потом один несовершеннолетний попытался заказать спиртное. Портия заметила попытку первой. Она видела этого посетителя раньше. Однажды он доставлял бумаги Дэрнингу, когда тот был у Оливии. Сейчас с ним были две девушки, одетые в костюмы, туфли на высоком каблуке и с макияжем, как у взрослых. Однако женский глаз Портии сразу же определил, что им лет тринадцать-четырнадцать, не больше.
Портия обратилась к Роману, и он сам обслужил этот столик. Мужчина заказал бутылку вина. Роман принес ее и немедленно убрал со стола все бокалы, кроме одного.
— Что вы делаете? — взорвался мужчина.
— А есть ли у юных леди нужные документы, сэр? — спросил Роман.
— Документы? Что вы имеете в виду? Они со мной, я могу за них поручиться.
— Мне очень жаль, сэр, но мы обязаны быть начеку. На всякий случай, если вдруг кто-то захочет выпить из вашего стакана. Вы же понимаете, ведь я уверен, что вы работаете у юриста.
Мужчина удалился. Оставив на столе три нетронутых стейка, за ним последовали и девушки. Вот теперь Роман был рад, что ввел практику предварительной оплаты.
Позже такое случалось примерно раз в неделю. Иногда это была девушка сама по себе, иногда — с мужчиной, но уже не с этим… Персонал был предупрежден. Шпионов Оливии нетрудно было распознать. Большинство настоящих посетителей были молоды и носили
— Экая напасть, — посетовала как-то Портия.
— Ну не знаю, — ответил Роман. — Все это заставляет персонал быть начеку. Ведь действительно может попасться несовершеннолетний, а не кто-то, подосланный Оливией. Но наши люди будут уже готовы к этому. Для молодых сотрудников такая ситуация всегда оказывается проблемой — им просто неловко выяснять возраст у других молодых людей. А наши от этой неловкости уже избавились. Воспринимай это как подарок Оливии Бостон.
— Ты так рассуждаешь, будто думаешь, что она сдалась, — фыркнула Портия.
— Я жду этого, — сказал он. — Вот в тот день я действительно начну волноваться.
— Но почему?
— Потому что в тот день, когда Оливия оставит эти попытки выжить нас из этого бизнеса, в тот же самый день она начнет новую игру, к которой мы не готовы.
Глава четырнадцатая
Оливия из окна своего офиса, расположенного на четырнадцатом этаже, с удовольствием наблюдала за суетящимися внизу людьми, напоминающими муравьев. Раздался резкий стук в дверь. Тревор. Она узнала его по характерному стуку.
Дорогой Тревор. Такой мошенник! Он так хорошо изображал из себя мужчину, командуя подчиненными в ее организации, пугая сотрудников офиса и ресторана своими высокомерными манерами.
С ней он становился иным. Перед Оливией он ходил на цыпочках, как ручная обезьянка, сжимаясь от одной только мысли, что она может оказаться недовольной, пугаясь, что она может нахмуриться. Когда же ему казалось, что она его не видит, он пожирал ее глазами.
Тревор был из тех, кому в бизнесе требуется повелительница. Он расцветал от безответной любви. Тревор обожал ее самыми темными глубинами своей грязной душонки, зная, что его любовь так и не найдет взаимности.
Стук повторился. Оливия посмотрелась в ручное позолоченное зеркальце, положила его в верхний ящик стола и сказала: «Войдите».
Тревор Ллойд, высокий блондин с прядью свисающих на лоб волос, войдя в комнату, сразу уменьшился в размерах.
Он положил на стол Оливии четыре красных кожаных папки.
— Это документы желающих получить должность помощника менеджера, — сказал он и, чуть подождав, добавил доверительным тоном: — Верхнюю можете не смотреть.
— Могу? — спросила Оливия, проводя рукой по волосам. — Почему?
— У меня относительно этой претендентки есть какое-то странное чувство.
Оливия взяла папку:
— Странное чувство? Что еще за странное чувство? Что не так у Триш Амброуз?
— Триш Амброуз? Начнем, Оливия, прямо с этого. Действительно, Триш Амброуз — это ее имя, но только одно из ее имен.
— Что вы имеете в виду?
— Я поступил именно так, как вы и говорили, — копал глубоко. Имя — Триш — присутствовало всегда, а вот фамилия меняется. Насколько я смог проследить, она трижды была замужем и дважды состояла в гражданском браке, используя при этом фамилию своего сожителя.