Разбитый калейдоскоп

Козлов Владимир Александрович

– Ты враг народа! Ты замахнулся на колыбель революции! Ты белогвардеец, прикрывшийся пионерским галстуком. От тебя корниловщиной пахнет, – хрипел он. – Снять немедленно надо с него пионерский галстук.

Эти слова тогда больно ударили по самолюбию мальчика. Он схватился своими маленькими руками в руку историка и вонзил у всех на глазах свои острые зубы в единственную волосатую конечность Нестерова, от чего тот на весь зал матерно выругался, а потом заголосил, что есть силы, и отпустил галстук Павла.

Павел оттолкнул

его и бросился к дверям, но ему вход перегородила дородная учительница пения Рима Владимировна. В школе все её называли Зыкина. Она своим телом перекрыла двойные двери, сделав стойку футбольного вратаря. Павел долго мешкать не стал, он изловчился и бросился ей в ноги, пытаясь беспрепятственно проскользнуть между них. И у него бы получилось это, но ей на помощь подбежал завуч, схватив мальчика за ноги. Павел не видал, кто его взял за ноги и тащил назад в зал. Он брыкался, как мустанг и иногда его удары достигали цели. В пылу борьбы Павел схватился за накладной карман юбки певички и сам того, не ведая, дернул за него так, что у неё не только карман порвался, но и юбка слетела с толстого «багажника». Она всей школе, показала огромные василькового цвета рейтузы – парашют.

Стены школы задрожали от оглушительного хохота. Смеялись не только школьники, но и некоторые учителя. Рима Владимировна залилась от стыда краской, затем подобрала быстро юбку с пола и в раскоряку слоновьими шагами заспешила в учительскую. А юркий Павел, воспользовавшись секундным замешательством, вырвался из цепких тисков завуча, рванул по лестнице на первый этаж. Выбежав раздетый на улицу, где лежал уже снег он, не глядя под

ноги, запнулся об металлическую обрешётку, для чистки обуви. После чего рыбкой съехал по лестнице парадного входа. Павел быстро поднялся и влетел на всех парусах опять в школу. Раздумывая куда можно спрятаться, он забежал в кружок духового оркестра. Там находился руководитель школьного кружка его тёзка Павел Алексеевич Василенко. За барабанами восседал Стас Толкачёв. На соседнем стуле около Стаса на газете лежала целая гора пирожков.

Василенко прекрасно знал, что Паша отлично играет на трубе, и при каждой встрече старался его переманить с джаза к себе, обещав для него персонально приобрести помповую трубу чешского производства. Но выдувать на демонстрациях марши и играть на смотрах художественной самодеятельности Ивана Сусанина Глинки, ему было не в радость.

– Павел Алексеевич, вы ко мне? – спросил его руководитель.

Он намеренно всегда Павла называл по имени и отчеству, давая понять, что относится к нему с большим уважением.

– Нет, я до Стаса.

Стас сидел за барабанами и аппетитно поглощал пирожки. К Стасу он был привязан с первого класса. Ему нравился этот здоровый и спортивный парень, который зачастую на переменах сажал Павла себе на плечи и носился с ним по школьному коридору, так, что у маленького Паши дух захватывало.

Стас был весел и остроумен везде и всюду, будь то спортивная площадка или трагический фильм в кинотеатре. Он любому мрачному скептику мог поднять настроение. Увидав взмыленного Павла, он встал

со стула, улыбаясь, подошёл к нему и протянул пирожок. Пирог был с капустой и ещё тёплый. Пашка незамедлительно запихал себе его в рот.

– Что галопом по Европе проскакал? – спросил он.

– Культя сказал, что я враг народа и фамилия моя, не Тарасов, а белогвардейская, Корнилов. «А я за это его укусил и с Зыкиной стащил юбку», – прошептал он тихо, чтобы музыкант не слышал.

– Так это рёв стоял по этому поводу в школе? – спросил игриво Стас.

Павел разговаривал со Стасом тихо, почти шепотом и поглядывал иногда на руководителя духового оркестра, но тот не вникал в их разговор, занимаясь своим делом.

– Да, но первый заревел Мишка Культя, а потом все остальные, – ответил на последний вопрос Стаса Пашка.

– Не унывай, всё обойдётся. Посидим здесь пока не съедим все пирожки. Поверь мне, тебе за это ничего не будет. У нас не царские времена. Погоди ещё сами прибегут к тебе вину заглаживать.

– Никто не придёт. Зыкиной я юбку порвал, а у неё она единственная. Мне Индюк, – её сосед рассказывал, что она покупает две одинаковые юбки сразу. Потом приносит сшивать их, его матери. У неё корма, как Медведь – гора в Артеке. Я на неё в прошлом году целый месяц смотрел, – они точно близнецы.

– Я не понял на кого ты смотрел на задницу Зыкиной или на гору? – спросил Стас.

– Конечно на гору, – ухмыльнулся Павел, – а на жопу певички я с первого класса наблюдаю. Наверное, она дудит сильнее, чем я на трубе играю. Муж с кровати точно падает. Вот кого Павлу Андреевичу надо в духовой оркестр записывать, а она с баяном по классам ходить.

Стас весело залился от сказанных Павлом слов.

– Тебе смешно, а за юбку мне точно влетит.

– Что ты расстраиваешься, купит она себе новую юбку, – успокоил его Стас.

– Таких размеров в магазине не бывает. Если она только простынёй себя обвяжет как индианка. А Культя перед Лавром Корниловым никогда не будет заискивать, он во времена Октябрьской революции был пламенным революционером. Напрасно ты говоришь, что прибегут вину заглаживать.

– Поздравляю, тебя Паха! – ты произведён в ранг главнокомандующего. Лавр при Керенском занимал такой пост. Так что у тебя большое будущее, – с серьёзной миной на лице объяснил ему Стас.

О Корнилове он мало, что знал, но слова Стаса его позабавили и немного взбодрили. Они доедали по последнему пирожку, когда в инструментальную комнату вошла его классный руководитель Александра Викторовна Никитина.

– Вот ты где прячешься, решил в духовой оркестр записаться? – спросила она.

– Думаю пока, – сказал ей Павел, – если Павел Алексеевич возьмётся меня на тромбоне учить, то запишусь в кружок, но на уроки пения и истории ходить не буду.