Разборки авторитетов
Шрифт:
– Нет, Шанхай, ты сам выбрал себе смерть, – жестко проговорил Варяг. – Начинай!
Кроме Варяга и телохранителей, в комнате находился хозяин квартиры Горелый. В присутствии смотрящего он ощущал себя весьма неуютно. Свое прозвище Горелый получил за огненный цвет волос. И сейчас, почесывая рыжий затылок, он с ужасом наблюдал жестокий суд и чувствовал себя в своей родной квартире и в этой жизни очень скверно.
– Что ж… сделаю, как желаешь, – ссохшимися губами произнес Шанхай и внимательно осмотрел все углы.
Чисто. Дом у Горелого
Он неторопливо подошел к двери. Попробовал на крепость огромную медную ручку, а потом стал прилаживать к ней веревку.
Петлю Шанхай связал умело, как будто подобную процедуру проделывал неоднократно. Он был абсолютно уверен, что Варяг с Горелым дожидаются от него прощального взгляда, наполненного тоской и раскаянием. Но такого удовольствия предоставить Шанхай не мог никому, даже Варягу, – он жил по понятиям и так же достойно собирался умереть.
Конец веревки он сделал коротким – достаточно присесть под порог, как жесткая удавка пережмет гортань и навсегда лишит сознания. Жаль, что приходится помирать так рано, в расцвете сил. Шанхай накинул петлю на шею, а потом стал медленно опускаться на пол.
Веревка крепко захлестнула шею и, срывая кожу, врезалась в горло. Шанхай захрипел, лицо его побагровело.
Присутствующие оставались безучастными свидетелями. Лениво посматривающий на судороги Шанхая Варяг, ни к кому не обращаясь, вдруг скомандовал:
– Срежь веревку!
И тотчас три пары крепких рук приподняли обмякшее тело Шанхая, один из телохранителей полоснул ножом по петле, и веревка отпустила свою жертву.
– Положите его на диван, – приказал Варяг. – Пусть как следует отдышится. – А когда Шанхай сделал первый свободный вздох, смотрящий произнес: – С возвращением тебя, Шанхай, с того света. А ты – молодец. Впрочем, иного поступка я от тебя и не ожидал. Такой вор, как ты, не мог поступить иначе.
– Для меня лучше смерть, чем стать развенчанным, – прохрипел Шанхай, как будто тугая веревка продолжала сдавливать горло. – Зачем ты это сделал, Варяг?
– Я не мог поступить иначе. К тому же я не мог лишить тебя права исполнить твое обещание. Ты, видно, основательно подзабыл, Шанхай, что порой наша судьба, а то и жизнь находятся на кончике нашего языка.
– Ты для чего приказал срезать веревку, Варяг, надеюсь, не для того, чтобы поиздеваться надо мной?
– А ты упрям! Впрочем, это не самое плохое качество. Ты запятнал себя… Но, помня твое безукоризненное прошлое, я решил дать тебе шанс. Ты внимательно меня слушаешь, Шанхай?
– Так внимательно я слушал только голос своей умирающей матери.
– Нас не только обидели, Шанхай, над нами еще и надсмеялись.
– Варяг, я найду этих гадов и закатаю в асфальт даже в том случае, если их будет охранять вся ментура Екатеринбурга.
– А теперь иди, Шанхай, и моли бога, чтобы не ошибиться в следующий раз.
Шанхай поднялся. На красивой медной ручке двери болтался обрывок веревки.
– Позволь мне взять это на память.
– Шанхай, ты становишься сентиментален. Впрочем, бери, – великодушно разрешил Варяг, а когда дверь за Шанхаем захлопнулась, он повернулся к Горелому: – Кто еще отвечал за безопасность схода?
– Таких двое. Один из законных, смотрящий Златоуста Король. Другой наш, из Екатеринбурга, погоняло Лысый. Они здесь, Варяг, и ждут, когда ты их позовешь.
– А кто есть из положенцев? Где Золотой, где Хруст? – вопросительно посмотрел Варяг на хозяина дома.
Неловкой улыбкой Горелый выдал свое замешательство. Варяг, оказывается, знал значительно больше, чем ему показалось с самого начала. Кроме трех законных, за обеспечение и безопасность сходняка отвечали еще двое положенцев, которые имели статус воров в законе и право голоса. Щекотливость ситуации заключалась в том, что именно Горелый был одним из тех, кто рекомендовал Золотого и Хруста в положенцы. И, значит, целиком отвечал за все их действия.
– Действительно, были к организации схода причастны и положенцы. Ты верно сказал, это Золотой и Хруст.
– Мне показалось, Горелый, ты чего-то недоговариваешь.
– Да, Варяг! Дело в том, что я один из тех, кто давал им рекомендацию на положение.
– Так, Горелый, вот теперь ты, пожалуй, сказал все. Позови Золотого и Хруста.
Вошедшие напомнили Варягу молодцев из сказки – оба розовощекие, словно только что вышли из парной, рослые – плечи едва не подпирали потолок – и такие же беззаботные, как в сказке про Иванушку.
– Вы знаете о том, что вор в законе и положенец – люди особенные?
– Вопросов нет, Варяг.
– За малейший промах на вверенной территории они обязаны отвечать собственной головой!
Жесткий тон смотрящего мгновенно лишил парней спокойствия, куда подевалась вся их беспечность, беззаботность, на их выпуклых лбах крупными каплями проступила испарина.
– Варяг, мы провинились, но позволь нам исправить ошибку, – торопливо произнес Золотой.
Золотым он был прозван потому, что его рот был полон драгоценного металла. Будучи по молодости лет любителем кулачных боев, Золотой довольно рано расстался со своими зубами, о чем никогда не жалел, заменив их на золотые вставные, казавшиеся ему намного привлекательней.