Разборки в Токио
Шрифт:
— Дело не в тебе, Ихара. Дело в спасении жизни женщины.
Ихара вздохнул так, будто я — самый ужасный геморрой в его жизни. Надув губы, он стал протирать очки.
— До утра это не может подождать?
— Это может — я не могу. Я иду сейчас. — И я сделал шаг к двери. Коротышка шагнул вперед и столкнулся со мной, остальные двое приготовились к драке. Этот старый танец, видимо, никогда не выйдет из моды.
— Пропустите его, — сказал Ихара. — Он все равно сорвет нам операцию. Знаешь, Чака, надо было мне тебя сдать. Дружба с копами мне бы не помешала.
— Да, — сказал я. — Надо было, — и вышел из комнаты.
Я
Затем я позвонил в квартиру 312, некоему Б. Набико. Меня приветствовал треск статики из домофона, потом, будто издалека, послышался голос.
— Это Чака, — сказал я, пытаясь изобразить крайнюю безысходность беглеца, уносящего ноги от полиции в чужой стране. Что недалеко от истины. — Билли Чака.
Повисла пауза, и шорох статики наполнил мирную ночную тишину. Наступил поворотный момент, от которого зависели дальнейшие действия. План так себе, хиленький, но другого у меня не было. Если Набико меня не впустит, можно возвращаться в Кливленд и записываться на прием к психиатру. Когда Набико наконец нажал кнопку домофона и открыл дверь, я думал о Саре. Сама по себе она очень великодушная, но никогда не простит мне, если меня убьют из-за другой женщины. У каждого свои пределы.
Я поднимался по лестнице в квартиру Набико. Вот такие лестницы и превратили Ихару в параноика. Она была уже, чем путь Басе на дальний север, и гораздо неприятнее. Грязный проход освещался редкими уцелевшими лампочками, а холодные перила покрывал слой пыли. Мои шаги эхом отдавались в лестничном колодце. На подоконнике вымерло целое поколение мух — они лежали кучкой у крошечного оконца, из которого и на улицу не выглянешь. Массовое захоронение насекомых внушало безотчетный ужас. И все равно тут лучше, чем в лифте.
Мне стало ощутимо легче, когда я достиг третьего этажа и открыл дверь в прихожую. Будто в иной мир попал. На полу ковер цвета морской волны. На стенах — со вкусом подобранные фрески: путаница линий и многоцветные узоры, среди которых иногда мелькали морские коньки и морские звезды. Интерьер детской спальни по версии Жака Кусто.
Я не успел постучать, как Набико резко распахнул дверь и поманил меня внутрь. Когда я вошел, он высунул голову в прихожую, будто проверяя, не следит ли кто за мной, а потом закрыл дверь.
— Как дела? — спросил он.
— Лучше не бывает, — сказал я, подпустив дрожи в голос, чтобы зародить у Набико сомнения. — Мне больше не к кому было обратиться.
— Молодец, что пришли. Прошу. — Он жестом пригласил меня в крошечную столовую, где стояли кухонный стол и два стула. — Позвольте предложить вам что-нибудь выпить. — Он прошел все восемь футов в кухню и открыл холодильник.
По стенам висели киношные реликвии. В том числе и фотография Набико с Йоко Ториката на съемочной площадке. Она, смеясь, задирала рубашку, чтобы показать в камеру одну из своих знаменитых грудей. Еще была фотография, на которой Набико в каком-то туристическом центре почтительно стоял рядом с манекеном Дарта Вейдера [82] в натуральную величину. Набико так благоговейно взирал на манекен, будто оказался подле святых мощей.
82
Дарт
— Прошу, — сказал он, протягивая мне виски с содовой.
— Благодарю, — сказал я, слегка дрожащей рукой поднося бокал ко рту. Сделав глоток, я поставил бокал на стол. На этом сценарий, в общем, заканчивался.
— Несколько дней назад приходили полицейские, искали вас, — сказал он. — Не говорили, в чем дело. Спрашивали, видел ли я вас в последнее время.
— Ну? И что вы им сказали?
— Сказал, что некоторое время назад вы приходили на студию, но с тех пор я вас не видел. Настроены они были не очень доброжелательно, — усмехнулся он. Полагаю, хотел меня приободрить. Я глотнул еще виски с содовой. И это меня тоже не очень приободрило.
— Они считают, что я отрезал человеку голову, — ровным голосом поделился я.
— Вашему водителю, да? — Набико притворно смутился. Это было ошибкой. Полицейские никогда бы не сказали, почему они меня ищут, и тем более — что подозревают меня в убийстве Синто Хирохито.
— Ага, — сказал я. — Вы как думаете, это я сделал?
— Конечно, нет. С какой стати! — Набико подкрепил ответ нервным смешком. И оглянулся через плечо на дверь спальни, она же гостиная. Насколько мне было видно, там лежали всевозможные киношные причиндалы, и стоял кинопроектор, обращенный к большой пустой стене. Дальше виднелось окно с задернутыми шторами. В него, очевидно, и смотрел Ихара через улицу.
— А как продвигается сделка? — мимоходом спросил я.
— Какая сделка? Не понимаю, о чем это вы. — У него в неподходящий момент забегали глаза.
— Фильм. «Разборки в Токио».
— Ах да. — Он хихикнул. — Конечно. Движется. Требуется время, как вы понимаете. Но, думаю, скоро все уладится.
— Думаете, завтра? — Я допил виски и пристально посмотрел на Набико.
— Завтра? Ну, может быть. Вообще-то нет. Вряд ли так скоро. Вы же знаете, как все это бывает. Хотите еще выпить?
— Если вам это нужно.
Набико быстро взглянул на меня, а потом решил, что ему послышалось. Он взял мой бокал, и теперь у него подрагивали руки. Он прошел на кухню и на сей раз налил две порции, нам обоим. Я наблюдал за ним, чтобы он не подмешал туда ничего лишнего. Он поймал мой взгляд и выдавил из себя улыбку. Принес напитки.
— Вы наверняка слышали, что Йоко Ториката в этом году опять выиграла соревнования по спаррингу среди женщин-инвалидов, — сказал Набико. — Лучший матч турнира.
— Слыхал, — ответил я. На самом деле это новость. Турнир был много световых лет назад.
— Тогда вы, наверное, слышали, что подтвердилось явление Учителя Ядо. Есть снимки, как он смотрит бои. Проверили на компьютере и все такое. Это он, никаких сомнений. Он появился на финальных боях, а затем исчез, с ним даже поговорить никто не успел. Как вам это нравится?
Мне это совсем не нравилось. Редкостная невезуха. В другой раз я был бы убит, узнав, что упустил шанс взять интервью у одного из величайших мастеров боевых искусств за всю историю человечества. И, если по-честному, даже сейчас внутри саднило. Я начал было заводиться, но отмел раздражение. Прошлое — в прошлом; по крайней мере, никто меня не опередил.