Разборки в Японском море
Шрифт:
– Черт, что за бл..! Не знаю, я ему сказал… я, говорю, с Роком дел не веду. Он у меня номер твой спрашивал, так я не дал.
– Молодец. И что хочет Михей?
– Говорю же, базар у него к тебе есть, – ответил Феклистов.
– Не о чем мне с ним говорить, – отрезал Рокотов.
– Он предлагает встретиться в «Сороковой параллели» завтра в десять. Ты как? Если не согласишься, этот мудила подумает, что я тебе ничего не передал или что ты сдрейфил, – сипло рассмеялся Феклистов.
– Нечего мне бояться, – скрывая раздражение,
– Ну так что мне ему передать? – не отставал Феклистов.
– Передай, что я подумаю. Или, может, ты сам…
– Не-ет, я разговаривать с Михеем не буду, – снова рассмеялся Феклистов. – Ты уж сам.
– Ну так перезвони мне завтра, скажем, часиков в семь вечера. Я дам ответ.
– Заметано, – обрадованно подытожил Феклистов. – Как тебе тайфунчик? – с добродушной усмешкой спросил он.
– Ничего себе, – улыбнулся невидимому собеседнику Рок.
– В такую погоду только водку жрать да баб трахать! – с сухим надрывом засмеялся Феклистов. – Ну, бывай!
Феклистов, еще один предводитель пиратской братии, с которым когда-то вместе посещал местный спортивный клуб Рокотов, особо с Михеем дружбу не водил, если можно говорить о дружбе в воровской среде, но на скандалы не нарывался. Пока их противостояние было подобно тому равновесию скрытой злобы и трезвого расчета, какое установилось между СССР и США в период «холодной войны». Феклистов был единственным бандитом, чьи суда Рокотов не грабил. И если их отношения с Феклистовым, известным в широких кругах под кличкой Лист, тоже нельзя было назвать пламенной дружбой, все же они друг другу старались помочь, если это не слишком их напрягало. Это было спокойное деловое приятельство, в некоторых случаях стоившее горячей, но переменчивой дружбы, когда друзья то лобызаются, то дерутся в кровь.
К тому моменту, когда Рок переговорил с Листом и перебросился парой слов с Палермо и Назаретом, команда «Вэндженса» собралась в кают-компании. Клочья бури, ее тревожные позывы долетали и до этой мирной бухты, столь гостеприимной и знакомой. Тяжелые чернильно-серые волны докатывались до «Вэндженса», приглушенные полукружьями скал, образующих нечто вроде ворот. Непогода была темой общей беседы. Как обычно, громогласный баритон боцмана перекрывал все голоса.
– Ну и буча, – урчал он, сам подобный разбуженному морю, – этак нас к Гавайям отнесет. Давай, парусник ганзейский, – кивнул он Шурику, исполнявшему обязанности гарса, – разливай «доктора»!
На столе, кроме приборов, были расставлены блюда с закусками, мягко говоря, необычными для рациона моряков: салат из капусты со свининой, заправленный соевым соусом, знаменитое кимовское хе, корейская морковь, сбрызнутая лимонным соком, лососина и черная икра.
– А картошка? А сало, чтоб кашалот меня изуродовал как камбалу? – рокотал Череватенко.
– Сашка, – посмотрел на разлившего спирт по чашкам гарса Дудник, – сгоняй на камбуз за картошкой с салом, а то
– А ты не смейся! – почувствовал издевку в замечании Дудника боцман. – Ату тебя в цюцюрку!
– Они на этом с Агды и сошлись, – засмеялся бесстрашный Дудник, – только она тюлений жир предпочитает, а боцман – свиное сало.
В этот момент в кают-компанию друг за другом вошли Немец, Назарет и Палермо. Они расселись на свободные места.
– Вот Палермо не повезло, – подхватил молча улыбавшийся до того Герман, – здешние бабы не натираются оливковым маслом!
– Мне дорога память о родной Италии, – с шутливым пафосом начал Палермо, – а вас прошу не иронизировать. И потом, – он взял свою кружку, – где ром?
– Ром – не напиток, – выдал Дудник, – а товар! И вообще, закуска больше к «доктору» подходит. Я прав, боцман?
– Прав, трезубец тебе в задницу! – прогрохотал Череватенко. – А-а! – издал он победный клич. – Вот и картошечка!
Сашка внес в кают-компанию кастрюлю с холодной отварной картошкой и завернутый в целлофан ломоть соленого сала.
– А как Агды смотрит на картошку? – не отставал от Червя Дудник.
– Когда боцман с Агды, я верно говорю, – вмешался Палермо, – она вообще никуда не смотрит. Итальянцы понимают в этом толк…
– Да ни хрена вы Агды, семь ветров вам в задницу, не знаете! – издал вопль боцман. – Это у нее такой имидж – дикую чукчу изображать. Этого от нее требуют разные там козлы, которых в детстве мама уронила.
– А все же, – не умолкал Дудник, – познакомь с дамочкой! Надену срок с шевроном, мицу с вышитым крабом, ботинки с отрезанным рантом и пойду до «Куражу», – с веселой издевкой запел он, – ботиночки с титановой подковкой, я не простой моряк, я за собой слежу.
Раздался ярый хохот.
– Сашка сочинил, – прокричал, перекрывая всеобщий смех, Дудник.
– Ну ничего, я завтра леера проверю, – угрожающе свел на переносице брови Череватенко, – мало не покажется, забодай вас Нептун!
Чтобы принять первую дозу, все ждали капитана. Наконец он появился. Шумное веселье сбавило свои обороты. Команда воззрилась на кэпа. Он сел, обвел всех спокойным взглядом, как бы удостоверяясь, что все на месте, и кивнул, взявшись за свою кружку.
– Ну, морячки, давайте вздрогнем! – поднял кружку Дед, как называли на корабле главного механика.
– И то дело! – горячо поддержал Череватенко.
– За Агды! – не унимался Дудник.
– Я ей передам, она проверит на тебе свой хлыст! – засмеялся боцман, не терпящий, когда кто-либо из команды при всех заговаривал о его нежной привязанности к бордельной громиле.
– Нет, я слишком… как это… – подыскивал слова Дудник, – стар, что ли, для нее. Говорят, она любит мальчиков.
Он со значением покосился на Сашку и Лешку.
– Ты, мать твою в три оборота, намекаешь на то, что я юнга безусый? – раскипятился Череватенко.